(шерстяная вата), шил портной, — серые фетровые валенки с калошами, мои новые моржовые полуботинки, элегантные и вечные, с ботиками, завтра пойду хлопотать об открытии твоего сундука (у Лили), тогда достанем всё по списку, остальное докупим. Муля деятельно собирается, копит продовольствие и т. д. и только о поездке и думает. Я на каждом листке передачи писала кроме адреса свой телефон, рассчитывая на свидание, давала его всюду, где могла. — Твои московские открытки пропали, и ни одна из теперешних до Лили не дошла. Дошли 2 письма к Муле. Папе передачу 10-го — приняли, и это всё, что я о нем знаю с 10-го Октября 1939 г. Будь здорова, деньги высланы давно, жди Мулю, он всё делает и сделает. У нас над радио — карта. Мур сразу тебя нашел. Он тебе писал уже дважды. Он сейчас в 8 классе, еще 2 года — и армия… Ну, обнимаю, желаю, буду писать часто.


Приписка на полях:


Кошки погибли, Муля расскажет. Погибли — последними.[2222 - Кошки А. С. Эфрон, жившие в болшевском доме]


Мама


18-го марта 1941 г.


Москва, Покровский 6ульвар, дом 14/5, квартира 62 (4 подъезд)


Моя дорогая Аля! Это — пятая открытка, с двумя Муриными — седьмая, по твоему точному адресу, сообщенному тобою Муле. Ой получил два твоих письма, в последнем — письмецо ко мне, и шло оно всего четыре дня. Всё будет, и всё будет — хорошее, и всё хорошее — будет. О твоем отъезде узнала 27-го января, когда принесла передачу, сначала писали на Котлас, потом (справилась на Кузнецком) на Княжий Погост, Муля отправил ряд телеграмм и даже одну — начальнику лагеря — и, наконец, твой адрес — твоей рукой! Будем радоваться. Худшее — позади. О вещах: на днях (уже приходили, но не застали) будет распечатан у Лили твой бедный рыжий сундук, на котором позапрошлой осенью месяц жил и спал Мур, и вещи будут сданы — мне. Всё, по твоему списку, достанем, остальное докупим, многое уже есть: новое черное пальто на шерстяной вате — здоровенное — мерили на меня, шил портной, серые фетровые валенки с калошами — мой первый тебе подарок, еще осенью 1939 г., мои Паризьен моржовые желтые полуботинки с ботиками, элегантные и непроноские, черное шерстяное платье (подарок Мули), словом — много, много чего, и всё — новое. Мы для тебя собираем уже 11/2 года. О нас: 8-го ноября 1939 г. мы ушли из Болшева — навсегда, месяц жили у Лили, на твоем пепелище, зимовали, с деятельной помощью Литфонда, в Голицыне, Белорусской дороги (столовались в Писательском Доме), летом жили в Университете, и осенью совместно с Литфондом, наконец, после бесконечных мытарств, нашли эту комнату — на 2 года (газ, электричество), телефон, 7 этаж, даже кусок балкона! Но попадать на него — из окна), — где тебе и пишу. Тебе пишут Лиля, Зина и Нина. С Ниной у нас настоящая дружба, золотое сердце, цельный и полный человек. Мур оказался очень хрупким, это его 4-ая школа, всю прошлую зиму в Голицыне проболел — свинка, краснуха, непрерывные гриппы, воспаление легких, после которого так окончательно и не оправился. Худой и прозрачный, слабый. Папе передачу 10-го приняли, значит (тьфу —) — жив. Ничего не знаю о нем с 10-го Октября 1939 г.


Приписка на полях:


Обе твои московские открытки пропали — горькая случайность.


Кошки погибли. Муля расскажет. Перевожу — всех. Хвалят — даже по радио. Багаж получила. Обнимаю.


Мама.


22-го марта 1941 г., день весеннего равноденствия


Москва, Покровский бульвар, дом 14/5, квартира 62 (4