этот год учится дóма). И еще — кота (чужого, ничьего, бродячего). Главная радость — чтение и кинематограф. Ариадна, когда опять сможете ходить, гениальный фильм — Grande Illusion.[1657 - Великая иллюзия (фр.)., фильм французского режиссера Жана Ренуара, поставленный по сценарию Шарля Спаака. Герои фильма — французские офицеры, попавшие в плен к немцам во время первой мировой войны.]


Вечерами чиню и штопаю Мура, «заводим» Т. S. F.[1658 - т. е. включаем радио.]


От Али частые открытки, много работы (рисует в журнале),[1659 - По приезде в СССР А. Эфрон устроилась в объединение «Жургаз», в редакцию журнала «Revue de Moscou».] всё хорошо.


Я сказала: главная радость — книги, нет! — природа главное: природа, погода (какая бы ни была), наша улица, обсаженная деревьями, наши каштаны, бузина, огороды — в окне.


— Если видаетесь с 3. А. Шаховской — горячий привет и благодарность за письмо. Передайте, что напишу ей непременно. (Но про мой возможный отъезд — ради Бога! — и ей ни слова: НИ-КО-МУ.)


А пальто мне нужно complètement croisé — п. ч. у меня отмороженные колени и для меня мороз — самый большой страх, какой я знаю.


Ну, кончаю, обнимаю, прошу прощения за заботу, но эта просьба — только мое доверие. Я ведь знаю, что Вы — человек, то есть всему и подробно сочувствуете — когда любите.


А что любите меня — я знаю.


Марина


28-го января 1938 г., пятница


Vanves (Seine)


65, rue J. В. Potin


Дорогая Ариадна!


(Простите, я всё — с пальто!)


Я забыла карманы (вопль отчаяния: кар-маны забы-ыла!!) — большие, накладные глубокие — до дна души. П. ч. я по возможности никогда не ношу перчаток, а всегда — руки в карманы.


Второе: могут ли они сделать его на теплой, прочной подкладке, всё, дóнизу, — бывает такой густой плюш — под мех, как делают на мужских шоферских пальто (м. б. в Брюсселе не делают?)


И сколько они возьмут: за без-подкладки — и за с-подкладкой?


Очень жду ответа — еще на первое письмо, п. ч. деньги скоро будут и боюсь — уйдут постепенно на другое, а, в случае согласия, я бы сразу Вам послала, всю сумму.


Целую Вас и жду весточки. Это не письмо, только post-scriptum.


Всегда любящая Вас


М.


15-го февраля 1938 г.


Vanves (Seine)


65, rue J. В. Potin


Моя дорогая Ариадна!


Я только что прочла (перечла) жизнь Дункан,[1660 - Книга Дункан Айседора «Моя жизнь»] и знаете какое чувство от этой как будто бы переполненной всем жизни? Пустоты. Тщеты. Точно ничего не было.


Я всё ищу — в чем дело? (NB! Это письмо в ответ на Ваше, последнее, где Вы пишете, что мечетесь, что никого не можете вполне ни отбросить, ни принять.) У этой женщины было всё: гений, красота, ум: (с знаком вопроса, ибо часто безумно безвкусна, но было что-то, что у женщины peut tenir lieu et tient lieu,[1661 - Может быть так и бывает (фр.)] скажем — конгениальности со всем большим), были все страны, все природы и вся природа, все книги, встречи со всеми большими современниками — и вдруг я поняла чего у ней не было: ее никто не любил и она никого не любила, ни Гордона Крэга,[1662 - Крэг Эдуард Гордон — английский режиссер, художник, теоретик театра.] ни своего Лоэнгрина,[1663 - Парис Зингер, миллионер-промышленник. «…Моей первой мыслью было: „Лоэнгрин“» (Дункан А.). Лоэнгрин — герой немецкой средневековой поэмы] ни гениального пианиста,[1664 - Вальтер Румпель.] ни — ни — ни, — никого. В книге разительное отсутствие — жалости. Любила она — кáк пила и ела.