Севера, Холода


— освобождающийся одним прыжком.


И, в-третьих (и это во мне только третье:) звук, созвучье слов: прыг и брег, эта почти-рифма.


Так вот, Андре Жид, я не поддалась соблазну и, скромно, почти банально:

Que n'ai — je pu pour tes tempêtes
Quitter ce bord qui m'est prison![2031 - Что же смог я ради твоих бурьПокинуть этот для меня берег-тюрьму!]

Ибо 1) атлет перекрывает все, всю строфу — мы ее кончили, а атлет еще продолжает свой прыжок, мой атлет перекрывает всего поэта в Пушкине, моего Пушкина — всего Пушкина, его, Пушкина, и я не имею на него права. Я должна, мне пришлось — в себе задавить.


Второе: это романтическое стихотворение, самое романтическое, которое я знаю, это — сам Романтизм: Море, Рабство, Наполеон, Байрон, Обожание, а Романтизм не содержит ни слова ни видения атлета. Романтизм, это главным образом и повсюду — буря. Итак — откажемся.


(Это было одним из самых для меня трудных (отказов) в моей жизни поэта, говорю это и я в полном сознании, ибо мне пришлось отказываться за другого.)


Дорогой Жид, письмо стало длинным, и я бы никогда его не написала другому французскому поэту, кроме Вас.


Потому что Вы любите Россию, немного с нами знакомы, и потому что стихи мои уже в Ваших руках, хотя не я Вам их вручила, — и это чистая случайность (которую по-французски предпочитаю писать через Z: hazard).


Чтобы Вы могли сориентироваться на меня, как личность: десять лет назад я дружила с Верой, большой и веселой Верой, тогда только что вышедшей замуж и совершенно несчастной.[2032 - В. А. Сувчинская]


Я была и остаюсь большим другом Бориса Пастернака, посвятившего мне свою большую поэму 1905.[2033 - Поэма Б. Пастернака «Лейтенант Шмидт», которая первоначально была посвящена Цветаевой в акростихе, открывающем публикацию первых глав.]


Не думаю, чтобы у нас были другие общие друзья.


Я не белая и не красная, не принадлежу ни к какой литературной группе, я живу и работаю одна и для одиноких существ.


Я — последний друг Райнера Мария Рильке, его последняя радость, его последняя Россия (избранная им родина)… и его последнее, самое последнее стихотворение


ELEGIE


für Marina которое я никогда не обнародовала, потому что ненавижу всенародное


(Мир это бесчисленные единицы. Я — за каждого и против всех).


Если Вы знаете немецкий и если Вы — тот, которому я пишу в полном доверии, я Вам эту элегию пошлю, тогда Вы лучше будете меня знать.


________


(Официальные данные)


Не зная русского языка. Вы не можете мне доверять, что касается точности русского текста, я и не хочу, чтобы Вы мне доверяли, поэтому скажу Вам, что:


Поэт, биограф-пушкинист Ходасевич (которого все русские знают) и критик Вейдле ручаются за точность моих переводов.


До свиданья, Андре Жид, наведите справки обо мне, поэте, спросите у моих соотечественников, которые кстати меня не очень любят, но все уважают.


Мы получаем тольхо то, чего хотим и чего стоим.


Кланяюсь Вам братски


Марина Цветаева


Р. S. Я уже не молодая, начинала я очень молодой и вот уже 25 лет как я пишу, я не гоняюсь за автографами.


(К тому же Вы можете и не подписываться)


Р. S. Переводы эти, предъявленные критиком Вейдле Господину Полану,[2034 - Полан Жан — французский писатель, редактор журналов «Le Nouvelle Revue Française» (где сотрудничал Вейдле) и «Mesures» (где публиковались переводы русских писателей)] редактору Nouvelle Revue Française … были им