полюбила их.


Они потеряли от переворота больше, чем мы, и наша последняя выплата была еще в апреле 1917-го.


Один из них вернулся в Москву в 1918 году и умер через два месяца в одиночестве, в реквизированной гостинице, в комнате без окна. Он предлагал мне деньги (подозреваю, что втайне мать все-таки его любила, он-то любил ее наверняка)[1252 - Речь идет о революционере-эмигранте Владиславе Александровиче Кобылянском, жившим в Нерви в 1902–1903 гг. одновременно с Цветаевыми.] — я не могла взять, а он был уже слишком болен и слишком далек, чтобы вложить их мне в руку. (Он знал меня еще 8-летним ребенком — тогда, на Ривьере! Теперь мне было 22 года, а мать — давно умерла!)


Наш первый жест — самый искренний, чуткий — когда нам что-нибудь дают — всегда: Нет! — отдернув обе руки, отступив на три шага.


_________


Когда моя мать заболела и мы уехали за границу, она все оставила дома — броши, кольца, серьги и т. д. — потому что их не любила. (Наследство и свадебные подарки.)


А когда четыре года спустя — после смерти матери — мы вернулись в Москву — ничего уже не было, одни футляры.


________


Я жду другого завещания, его завещания.


Будьте благополучны. Благодарю Вас. И обнимаю.


Марина


Любил ли Рильке евреев? Отличал ли от других? Еврейство ведь тоже стихия (огонь, вода, воздух, земля), как российство.


Я более стыжусь благодарить, чем просить. Не потому, что я мало чувствую, потому, что я много чувствую. Благодарение застревает у меня в горле, я готова расплакаться.


11-го августа 1931 г.


Meudon (S. et O.)


2, Avenue Jeanne d'Arc


Милостивая государыня!


Сердечно благодарю за прелестный пучок лаванды, да будет жизнь Ваша столь же благоуханна, как сейчас моя комната.


Странно: накануне вечером мне опять случилось так долго (и напрямик) думать о Вас: где Вы, как Вам живется и помните ли Вы еще обо мне, а утром, словно аромат в воздухе, — Ваша посылка! Однажды я так же — запросто — послала Рильке ракушки и морскую гальку из Вандеи, ракушки — зов, а камушки — подпись (между ними — морская изморось!) и несколько дней спустя получила от него «Verger» с таким посвящением:


Прими песок и ракушки со дна французских вод моей (что так странна!)


души… Хочу, чтобы ты увидела, Марина,


пейзажи всех широт, где тянется она от пляжей Côte d'Azur в Россию, на равнины.


Р.[1253 - Côte d'Azur — Лазурный берег (фр.).]


(Конец июня 1926)


Мюзот.


Прочитав позже в Вашей рильковской книжке о Родене: «Le poète s'exprime par des mots, le sculpteur par des actes»,[1254 - Поэт выражает себя словами, скульптор — деяниями (фр.).] я вспомнила, как мы с ним обменялись этими дарами. Сегодня Вы действуете как скульптор![1255 - По-видимому, речь идет о книге Rainer Maria Rilke «Auguste Rodin», Paris, 1928. Афоризм, цитируемый Цветаевой, принадлежит итальянскому автору Помпонию Гаурику и использован Рильке в качестве одного из эпиграфов к его книге «Огюст Роден»]


Тысячекратное Вам спасибо и — человеку все мало! — все-таки просьба: сказать мне однажды еще и словами, как Вам живется, каково Вам и Вашей душе, и удалось ли Вам еще раз навестить деревья-гиганты Вашего детства (на Боденском озере?), — многое и все.


Вышел ли следующий том писем Рильке? Наверное, нет — из-за кризиса. Жаль. Жива ли еще его мать?[1256 - Софи Рильке умерла в 1931 г.] Все это и многое другое мне хочется знать.


А пока — обнимаю Вас от всего сердца.


Марина