нынче же imprimé.[1020 - Здесь: отправление (почтовое) (фр.).]


29-го Октября 1934 г.


Vanves (Seine)


33, Rue Jean Baptiste Potin


Дорогая Вера,


Короткое словцо благодарности: я вся в черновиках, похожих на чистовики, и в чистовиках — всё еще черновиках, и в письменных воплях о напечатании сообщения о моем вечере, и в Муриных — и для меня убийственных — арифметических systeme metriqu’овых задачах.


Только стихов мне не удается писать!


Итак, сердечное спасибо за присланное: мне и в голову не приходило, что, отсутствуя, можно купить. Ваши деньги — первая ласточка, на них живем уже который день. (Правда, странно — жить на ласточку?!)


Обнимаю Вас и после вечера сейчас же напишу и, главное, пришлю книгу — и даже две. Вера.


— Вы знаете латынь? Я — нет.


МЦ.


Спасибо за заботу о пальто!


1-го ноября 1934 г.


Vanves (Seine)


33, Rue Lazare Carnot


Дорогая Вера,


В первую голову — Вам. Самое мое сильное впечатление от вечера:


— Я так хотела продать билет одному господину, очень богатому, — у него, у нас — такие счета! („у нас“ — у Гавронского, говорит его помощница Тамара Владимировна, бывшая Волконская).[1021 - Гавронский Я. Б.] Но знаете, что он мне сказал: — „Цветаева ОЧЕНЬ вредит себе своими серебряными кольцами: пусть сначала продаст…“


Это, Вера, в ответ на предложение купить десятифранковый билет на целый вечер моего чтения, авторского чтения двух неизданных вещей…


Как мне хочется. Вера, в громкий и молчаливый ответ ему написать вещь „Серебряные кольцы“ (Блок) — о том, как моя кормилица, цыганка, вырвала их из ушей и втоптала в паркет — за то, что не золотые, и еще про солдата-большевика в Революцию, который мне помог на кровокипящей ненавистью к буржуям станции „Усмань“ и которому я подарила кольцо с двуглавым орлом (он, любовно: — А-а-рёл… По крайней мере память будет)… и еще:

О сто моих колец! Мне тянет жилы —
Раскаиваюсь в первый раз —
Что столько их я вкривь и вкось дарила, —
Тебя не дождалась…[1022 - Из стихотворения М. Цветаевой «Тебе — через сто лет» (1919).]

Дать весь серебряно-колечный, серебро-кольцовый аккомпанемент — или лейтмотив — моей жизни…


И еще возглас председателя моего домового комитета, бывшего княжеского повара, Курочкина: — Не иначе как платиновые. Не станет барыня — а у них на Ордынке дом собственный[1023 - В 1912 г. Цветаевой с мужем купили дом в Казачьем переулке, расположенном между Большой Ордынкой и Большой Полянкой.] — „серебряные носить, как простая баба деревенская…“


И возглас простой бабы деревенской на Смоленском рынке, на мою черную от невытравимой грязи, серебряную руку:


— Ишь, серебряные кольца нацепила, — видно, золотых-то — нет! Вера, я всю жизнь прожила в серебре и в серебре умру. И какой чудесный, ко всему этому серебру, заключительный аккорд („Пускай продаст“…).


______


Вечер прошел очень хорошо. Зал был маленький, но полный, и дружески-полный: пришли не на сенсацию (как тогда, после смерти Белого),[1024 - Цветаева имеет в виду свой предыдущий вечер 15 марта 1934 г.] а на меня — мои вечные „Getreue“.[1025 - getreu (нем.) — верный.] Многих я знаю уже по вечерам, например странную женскую пару: русскую мулатку и ее белокурую подругу. И старики какие-то, которые всегда приходят и всегда спят: русские старики, входные, — не по долгу совести клиента Гавронского, пришедшего потому что заплатил. И старушка из Русского Дома в Святой Женевьеве, — поверх кофты — юбка, а поверх