красивыми гребцами, мимо очень пестрых городов.


Судите немцев не по добродушным бюргерам, а по таким, как Манн. Хотя нельзя сказать «по таким», так как Манн один и не похож ни на кого из всех существующих и когда-либо бывших писателей.


Если сравнивать его с кем-нибудь — его, пожалуй, можно сравнить еще с D'Annunzio.[2216 - Д’Аннунцио Габриеле, итальянский писатель]


Знакомы ли Вы с произведениями последнего?


Если нет — будьте хорошим мальчиком, прочтите его «Огонь», «Наслаждение», «Девы скал».


Поймите, я прошу только для Вас. Сама я ведь читала эти вещи, в выгоды в том, что Вы их прочтете, для меня никакой нет.


Я когда-то заметила в Вас искорку, Петя, и мне хочется, чтобы она никогда не погасла, несмотря ни на что.


Берегите ее! Все лишившиеся ее перестали жить.


Все, никогда ее не имевшие, вовсе не жили.


И в Орловке можно жить с тревожно бьющимся сердцем.


И в Париже можно жить без всякого волнения.


Всё зависит от нас — не от нас, желающих чего-нибудь, а от нас, всегда чувствующих себя, ощущающих каждое биение своего сердца.


Понятны Вам мои слова?


Природа и книги, — выше и ярче нет ничего. Музыка, музеи, книги, розовые вечера и розовые утра, вино, бешеная езда, — все это мне необходимо, ибо только тогда я живу, когда чувствую в себе дрожь яркого переживания.


Всё остальное — самообман.


Я не боюсь пошлости, так как знаю, что ее во мне нет.


Я боюсь одного в мире — минуты, когда во мне замирает жизнь.


Это — расплата за каждый праздник. И тогда я бессильна перед жизнью. Кроме такого мгновенного затишья нет для меня ничего страшного, потому что я чувствую в себе бесконечный восторг перед каждым облачком, напевом, поворотом дороги.


И вот, Петя, мне хотелось бы и Вам передать свою сладкую способность вечно волноваться.


Мне хотелось бы, чтобы Вы, благодаря мне, пережили многое — и не забыли его.


Верьте и доверьтесь мне.


Я много перемучалась. Вспомните то, что я говорила о расплате за праздники.


Читайте, Понтик, Манна и д'Аннунцио и читая вспоминайте меня. Это мне будет большой радостью.


Ни один человек, встретившийся со мною, не должен уйти от меня с пустыми руками.


У меня так бесконечно много всего!


Умейте только брать, выбирать.


Я говорю: «ни один человек»…


Пожалуйста, не думайте, что я хочу сказать: «ни один первый встречный». Нет, я говорю только о тех, с кем у меня есть хоть немного общего.


Обижаться на мое письмо, если Вам и захочется, Понтик, не надо! К чему эта мелочность? Я пишу Вам в хорошую минуту. Сумейте увидать в этом письме настоящую меня и не обижаться на то, что Вам покажется обидным.


Я пищу Вам с горячим желанием передать Вам свое настроение. Возьмите его, если захотите… Вот и всё!


МЦ.



ГЕНЕРОЗОВОЙ В. К

1908–1910


Валя, поверьте мне! Вы себя не знаете. Вам кажется, что у Вас не хватит силы прожить без личной любви? А товарищество, любовь в широком смысле разве не заменят Вам замужества? Разве Вам нужна именно только такая любовь? Неужели Вы не боитесь скуки, разочарования и пошлости, связанных с долгими годами семейной жизни. Утешение — дети. Если посвятить себя совершенно их жизни, их развитию, воспитанию, если сделать из них людей сильных, сильных сердцем и умом, бояться нечего. Только мне жаль Вашей силы, которой придется разменяться на мелкие монеты.


Мне бы так хотелось увидать в Вас товарища, борца, а не мать, не жену. Н. А., я думаю, будет довольна своей жизнью,