кроме все той же моей любви к Вам. Я Вам разнадобилась до встречи, до которой Вы не дотянули, и ко мне в Ванв Вы пришли чужой, а не от меня — чужим — вышли.


_______


…17-го августа 1936 г.


…У меня силы Вашей мечты нет и я без всякой покорности думаю о том, что мы живем рядом, а видеть и слышать я Вас не могу. От Вас до Женевы час, от Женевы до Берна — два часа — и от этого трудно не ожесточиться…


…поклянитесь мне, что прежде чем меня прогнать, разлюбить, обречь на опалу, заменить — Вы действительно серьезно подумаете или хотя бы сосчитаете до ста — чтó бы я ни сделал, чтó бы ни случилось, чтó бы Вам ни показалось. Потому что я слишком устал и не хочу больше оставаться на улице. Если что-нибудь случится — Вы будете виноваты, а не я. Предупреждаю Вас об этом заранее.


…М. б. за 10 дней случится чудо и Вы приедете?


Если хотите и умеете до гроба Ваш


________


16 или 17-го декабря[2010 - Вероятнее всего, ноября] 1936 г.


Я: — Вам от людей (NB! Вы знали — от каких) ничего не нужно?


Вы, с блаженной улыбкой: — Ни — че — го.


И дальше: — Разве Вы не можете допустить, что мне с вами — приятно?


Мой друг, Вы может быть знаете, чтó между тем до гроба и этим приятно — произошло, я — не знаю.


Я только знаю одно: Вы, к концу этого лета, постепенно начали меня — молчаньями своими, неотвечаньями, оттяжками, отписками, изъявлениями благодарности — с души — сбывать, а тогда, 16-го или 17-го, прямым: — Мне ничего не нужно — окончательно сбросили.


Но оскорбление даже не в этой ненужности: она для меня только глубокое изумление (как я — да еще поэту — могу быть не нужна?)


Оскорбление в этой „приятности“, которой Вы подменили — сыновность — которую тогда приняли, которую тогда — вызвали, и которой я ни словом, ни делом, ни помышлением не предала и остановить которой в себе — потом — уже не могла и наверное уже никогда не смогу.


И, апогей всего, слово не для меня сказанное, при мне сказанное, мною только, во всей своей неслыханности, услышанное:


— Меня в жизни никто никогда не любил.


После этого я вся, внутренне, встала и, если еще досиживала, то из чистого смущения за Вас.


(Когда я прочла: до гроба Ваш — я сказала: Я от него не уйду никогда, что бы ни было — не уйду никогда, я от него в Советскую Россию не уеду. Никуда. Никогда.)


________


Теперь в двух словах: Вам было плохо и Вам показалось, что Вас все забыли. Вы меня окликнули — словами последнего отчаяния и доверия — я отозвалась всей собой — Вы выздоровели и на меня наплевали — простите за грубое слово, это тáк называется.


________


Друг, я Вас любила как лирический поэт и как мать. И еще как я: объяснить невозможно.


Даю Вам это черным по белому как вещественное доказательство, чтобы Вы в свой смертный час не могли бросить Богу: — Я пришел в твой мир и в нем меня никто не полюбил.


МЦ


От меня Вы еще получите те — все — стихи[2011 - Цикл «Стихи сироте».]


22-го января 1937 г., пятница


Vanves (Seine) 65, Rue J. В. Potin


Милый Анатолий Сергеевич,


Если Вы ту зеленую куртку, что я Вам летом послала, не носите (у меня впечатление, что она не Вашего цвета) — то передайте ее, пожалуйста, для меня Елене Константиновне,[2012 - Е. К. Цветковская, жена Бальмонта.] с просьбой захватить ее, когда поедет, к Лебедевым.


Она мне очень нужна для уезжающего.


Если же нóсите — продолжайте носить на здоровье.


Всего лучшего!


МЦ


Пальто, о