какого-нибудь зародыша будущей идеи... c'était comme un petit idiot.[49] Впрочем, я сам, кажется, спутался, извините, я... вы меня застали...
- Вы серьезно, что он подушку крестил? - с каким- то особенным любопытством вдруг осведомился инженер.
- Да, крестил...
- Нет, я так; продолжайте.
Степан Трофимович вопросительно поглядел на Липутина.
- Я очень вам благодарен за ваше посещение, но, признаюсь, я теперь... не в состоянии... Позвольте, однако, узнать, где квартируете?
- В Богоявленской улице, в доме Филиппова.
- Ах, это там же, где Шатов живет, -- заметил я невольно.
- Именно, в том же самом доме, -- воскликнул Липутин, -- только Шатов наверху стоит, в мезонине, а они внизу поместились, у капитана Лебядкина. Они и Шатова знают и супругу Шатова знают. Очень близко с нею за границей встречались.
- Comment![50] Так неужели вы что-нибудь знаете об этом несчастном супружестве de ce pauvre ami[51] и эту женщину? - воскликнул Степан Трофимович, вдруг увлекшись чувством. - Вас первого человека встречаю, лично знающего; и если только...
- Какой вздор! - отрезал инженер, весь вспыхнув. - Как вы, Липутин, прибавляете! Никак я не видал жену Шатова; раз только издали, а вовсе не близко... Шатова знаю. Зачем же вы прибавляете разные вещи?
Он круто повернулся на диване, захватил свою шляпу, потом опять отложил и, снова усевшись по-прежнему, с каким-то вызовом уставился своими черными вспыхнувшими глазами на Степана Трофимовича. Я никак не мог понять такой странной раздражительности.
- Извините меня, -- внушительно заметил Степан Трофимович, -- я понимаю, что это дело может быть деликатнейшим...
- Никакого тут деликатнейшего дела нет, и даже это стыдно, а я не вам кричал, что "вздор", а Липутину, зачем он прибавляет. Извините меня, если на свое имя приняли. Я Шатова знаю, а жену его совсем не знаю... совсем не знаю!
- Я понял, понял, и если настаивал, то потому лишь, что очень люблю нашего бедного друга, notre irascible ami,[52] и всегда интересовался... Человек этот слишком круто изменил, на мой взгляд, свои прежние, может быть слишком молодые, но все-таки правильные мысли. И до того кричит теперь об notre sainte Russie разные вещи, что я давно уже приписываю этот перелом в его организме - иначе назвать не хочу - какому-нибудь сильному семейному потрясению и именно неудачной его женитьбе. Я, который изучил мою бедную Россию как два мои пальца, а русскому народу отдал всю мою жизнь, я могу вас заверить, что он русского народа не знает*, и вдобавок...
- Я тоже совсем не знаю русского народа и... вовсе нет времени изучать! - отрезал опять инженер и опять круто повернулся на диване. Степан Трофимович осекся на половине речи.
- Они изучают, изучают, -- подхватил Липутин, -- они уже начали изучение и составляют любопытнейшую статью о причинах участившихся случаев самоубийства в России* и вообще о причинах, учащающих или задерживающих распространение самоубийства в обществе. Дошли до удивительных результатов. Инженер страшно взволновался.
- Это вы вовсе не имеете права, -- гневно забормотал он, -- я вовсе не статью. Я не стану глупостей. Я вас конфиденциально спросил, совсем нечаянно. Тут не статья вовсе; я не публикую, а вы не имеете права...
Липутин видимо наслаждался.
- Виноват-с, может быть и ошибся, называя ваш литературный труд статьей. Они только наблюдения собирают, а до сущности вопроса или, так сказать, до нравственной его стороны совсем не прикасаются, и даже самую