гостиную.

VII

Он был весел и спокоен. Может, что-нибудь с ним случилось сейчас очень хорошее, еще нам неизвестное; но он, казалось, был даже чем-то особенно доволен.
- Простишь ли ты меня, Nicolas? - не утерпела Варвара Петровна и поспешно встала ему навстречу.
Но Nicolas решительно рассмеялся.
- Так и есть! - воскликнул он добродушно и шутливо. - Вижу, что вам уже всё известно. А я, как вышел отсюда, и задумался в карете: "По крайней мере надо было хоть анекдот рассказать, а то кто же так уходит?". Но как вспомнил, что у вас остается Петр Степанович, то и забота соскочила.
Говоря, он бегло осматривался кругом.
- Петр Степанович рассказал нам одну древнюю петербургскую историю из жизни одного причудника, -- восторженно подхватила Варвара Петровна, -- одного капризного и сумасшедшего человека, но всегда высокого в своих чувствах, всегда рыцарски благородного...
- Рыцарски? Неужто у вас до того дошло? - смеялся Nicolas. - Впрочем, я очень благодарен Петру Степановичу на этот раз за его торопливость (тут он обменялся с ним мгновенным взглядом). Надобно вам узнать, maman, что Петр Степанович - всеобщий примиритель; это его роль, болезнь, конек, и я особенно рекомендую его вам с этой точки. Догадываюсь, о чем он вам тут настрочил. Он именно строчит, когда рассказывает; в голове у него канцелярия. Заметьте, что в качестве реалиста он не может солгать и что истина ему дороже успеха... разумеется, кроме тех особенных случаев, когда успех дороже истины. (Говоря это, он всё осматривался). Таким образом, вы видите ясно, maman, что не вам у меня прощения просить и что если есть тут где-нибудь сумасшествие, то, конечно, прежде всего с моей стороны, и, значит, в конце концов я все-таки помешанный, -- надо же поддержать свою здешнюю репутацию...
Тут он нежно обнял мать.
- Во всяком случае, дело это теперь кончено и рассказано, а стало быть, можно и перестать о нем, -- прибавил он, и какая-то сухая, твердая нотка прозвучала в его голосе. Варвара Петровна поняла эту нотку; но экзальтация ее не проходила, даже напротив.
- Я никак не ждала тебя раньше как через месяц, Nicolas!
- Я, разумеется, вам всё объясню, maman, a теперь...
И он направился к Прасковье Ивановне.
Но та едва повернула к нему голову, несмотря на то что с полчаса назад была ошеломлена при первом его появлении. Теперь же у ней были новые хлопоты: с самого того мгновения, как вышел капитан и столкнулся в дверях с Николаем Всеволодовичем, Лиза вдруг принялась смеяться, -- сначала тихо, порывисто, но смех разрастался всё более и более, громче и явственнее. Она раскраснелась. Контраст с ее недавним мрачным видом был чрезвычайный. Пока Николай Всеволодович разговаривал с Варварой Петровной, она раза два поманила к себе Маврикия Николаевича, будто желая ему что-то шепнуть; но лишь только тот наклонялся к ней, мигом заливалась смехом; можно было заключить, что она именно над бедным Маврикием Николаевичем и смеется. Она, впрочем, видимо старалась скрепиться и прикладывала платок к губам. Николай Всеволодович с самым невинным и простодушным видом обратился к ней с приветствием.
- Вы, пожалуйста, извините меня, -- ответила она скороговоркой, -- вы... вы, конечно, видели Маврикия Николаевича... Боже, как вы непозволительно высоки ростом, Маврикий Николаевич!
И опять смех. Маврикий Николаевич был роста высокого, но вовсе не так уж непозволительно.
- Вы... давно приехали? - пробормотала она, опять сдерживаясь, даже конфузясь, но со