же надо было сделать?
- Не вызывать.
- Еще снести битье по лицу?
- Да, снести и битье.
- Я начинаю ничего не понимать! - злобно проговорил Ставрогин. - Почему все ждут от меня чего-то, чего от других не ждут? К чему мне переносить то, чего никто не переносит, и напрашиваться на бремена, которых никто не может снести?
- Я думал, вы сами ищете бремени.
- Я ищу бремени?
- Да.
- Вы... это видели?
- Да.
- Это так заметно?
- Да.
Помолчали с минуту. Ставрогин имел очень озабоченный вид, был почти поражен.
- Я потому не стрелял, что не хотел убивать, и больше ничего не было, уверяю вас, -- сказал он торопливо и тревожно, как бы оправдываясь.
- Не надо было обижать.
- Как же надо было сделать?
- Надо было убить.
- Вам жаль, что я его не убил?
- Мне ничего не жаль. Я думал, вы хотели убить в самом деле. Не знаете, чего ищете.
- Ищу бремени, -- засмеялся Ставрогин.
- Не хотели сами крови, зачем ему давали убивать?
- Если б я не вызвал его, он бы убил меня так, без дуэли.
- Не ваше дело. Может, и не убил бы.
- А только прибил?
- Не ваше дело. Несите бремя. А то нет заслуги.
- Наплевать на вашу заслугу, я ни у кого не ищу ее!
- Я думал, ищете, -- ужасно хладнокровно заключил Кириллов.
Въехали во двор дома.
- Хотите ко мне? - предложил Николай Всеволодович.
- Нет, я дома, прощайте. - Он встал с лошади и взял свой ящик под мышку.
- По крайней мере вы-то на меня не сердитесь? - протянул ему руку Ставрогин.
- Нисколько! - воротился Кириллов, чтобы пожать руку. - Если мне легко бремя, потому что от природы, то, может быть, вам труднее бремя, потому что такая природа. Очень нечего стыдиться, а только немного.
- Я знаю, что я ничтожный характер, но я не лезу и в сильные.
- И не лезьте; вы не сильный человек. Приходите пить чай.
Николай Всеволодович вошел к себе сильно смущенный.

IV

Он тотчас же узнал от Алексея Егоровича, что Варвара Петровна, весьма довольная выездом Николая Всеволодовича - первым выездом после восьми дней болезни - верхом на прогулку, велела заложить карету и отправилась одна, "по примеру прежних дней, подышать чистым воздухом, ибо восемь дней, как уже забыли, что означает дышать чистым воздухом".
- Одна поехала или с Дарьей Павловной? - быстрым вопросом перебил старика Николай Всеволодович и крепко нахмурился, услышав, что Дарья Павловна "отказались по нездоровью сопутствовать и находятся теперь в своих комнатах".
- Слушай, старик, -- проговорил он, как бы вдруг решаясь, -- стереги ее сегодня весь день и, если заметишь, что она идет ко мне, тотчас же останови и передай ей, что несколько дней по крайней мере я ее принять не могу... что я так ее сам прошу... а когда придет время, сам позову, -- слышишь?
- Передам-с, -- проговорил Алексей Егорович с тоской в голосе, опустив глаза вниз.
- Не раньше, однако же, как если ясно увидишь, что она ко мне идет сама.
- Не извольте беспокоиться, ошибки не будет. Через меня до сих пор и происходили посещения; всегда к содействию моему обращались.
- Знаю. Однако же не раньше, как если сама пойдет. Принеси мне чаю, если можешь скорее.
Только что старик вышел, как почти в ту же минуту отворилась та же дверь и на пороге показалась Дарья Павловна. Взгляд ее был спокоен, но лицо бледное.
- Откуда вы? - воскликнул Ставрогин.
- Я стояла тут же и ждала, когда он выйдет, чтобы к вам войти. Я слышала, о чем вы ему наказывали, а когда он