Петровна. Наконец о том, как поехали и как Степан Трофимович все говорил, "уже совсем больные-с", а здесь всю жизнь, с самого первоначалу, несколько даже часов рассказывали.
- Расскажи про жизнь.
Софья Матвеевна вдруг запнулась и совсем стала в тупик.
- Ничего я тут не умею сказать-с, -- промолвила она чуть не плача, -- да и не поняла я почти ничего-с.
- Врешь, -- не могла совсем ничего не понять.
- Про одну черноволосую знатную даму долго рассказывали-с, -- покраснела ужасно Софья Матвеевна, заметив, впрочем, белокурые волосы Варвары Петровны и совершенное несходство ее с "брюнеткой".
- Черноволосую? Что же именно? Ну говори!
- О том, как эта знатная дама уж очень были в них влюблены-с, во всю жизнь, двадцать целых лет; но всё не смели открыться и стыдились пред ними, потому что уж очень были полны-с...
- Дурак! - задумчиво, но решительно отрезала Варвара Петровна.
Софья Матвеевна совсем уже плакала.
- Ничего я тут не умею хорошо рассказать, потому сама в большом страхе за них была и понять не могла, так как они такие умные люди...
- Об уме его не такой вороне, как ты, судить. Руку предлагал?
Рассказчица затрепетала.
- Влюбился в тебя? Говори! Предлагал тебе руку? - прикрикнула Варвара Петровна.
- Почти что так оно было-с, -- всплакнула она. - Только я всё это за ничто приняла, по их болезни, -- прибавила она твердо, подымая глаза.
- Как тебя зовут: имя-отчество?
- Софья Матвеевна-с.
- Ну так знай ты, Софья Матвеевна, что это самый дрянной, самый пустой человечишко... Господи, господи! За негодяйку меня почитаешь?
Та выпучила глаза.
- За негодяйку, за тиранку? Его жизнь сгубившую?
- Как же это можно-с, когда вы сами плачете-с?
У Варвары Петровны действительно стояли слезы в глазах.
- Ну садись, садись, не пугайся. Посмотри мне еще раз в глаза, прямо; чего закраснелась? Даша, поди сюда, смотри на нее: как ты думаешь, у ней сердце чистое?..
И к удивлению, а может, еще к большему страху Софьи Матвеевны, она вдруг потрепала ее по щеке.
- Жаль только, что дура. Не по летам дура. Хорошо, милая, я тобою займусь. Вижу, что всё это вздор. Живи пока подле, квартиру тебе наймут, а от меня тебе стол и всё... пока спрошу.
Софья Матвеевна заикнулась было в испуге, что ей надо спешить.
- Некуда тебе спешить. Книги твои все покупаю, а ты сиди здесь. Молчи, без отговорок. Ведь если б я не приехала, ты бы всё равно его не оставила?
- Ни за что бы их я не оставила-с, -- тихо и твердо промолвила Софья Матвеевна, утирая глаза.
Доктора Зальцфиша привезли уже поздно ночью. Это был весьма почтенный старичок и довольно опытный практик, недавно потерявший у нас, вследствие какой-то амбициозной ссоры с своим начальством, свое служебное место. Варвара Петровна в тот же миг изо всех сил начала ему "протежировать". Он осмотрел больного внимательно, расспросил и осторожно объявил Варваре Петровне, что состояние "страждущего" весьма сомнительно, вследствие происшедшего осложнения болезни, и что надо ожидать "всего даже худшего". Варвара Петровна, в двадцать лет отвыкшая даже от мысли о чем-нибудь серьезном и решительном во всем, что исходило лично от Степана Трофимовича, была глубоко потрясена, даже побледнела:
- Неужто никакой надежды?
- Возможно ли, чтобы не было отнюдь и совершенно никакой надежды, но...
Она не ложилась спать всю ночь и едва дождалась утра. Лишь только больной открыл глаза и пришел в память (он всё пока был в памяти, хотя с каждым