лишнее бремя. Да и всегда было бременем, во всю его историю. Открытым "правом на бесчестье" его скорей всего увлечь можно" (с. 349) "Революционер - человек обреченный", -- провозглашал "Катехизис".[405] Он "беспощаден для государства", и от него никто не должен ждать для себя никакой пощады".[406] В "Бесах" обреченности революционеров соответствует слово "отчаяние", многократно подчеркнутое: к "отчаянию" приходит Шигалев и в "отчаяние" собираются ввергнуть страну новые революционеры. Пародируются в романе бюрократически-диктаторские, иерархические правила организации и тактика "Народной расправы", подразделение всего общества на несколько категорий, подлежащих уничтожению или использованию в качестве материала для достижения главной цели: "Нет ничего сильнее мундира. Я нарочно выдумываю чины и должности: у меня секретари, тайные соглядатаи, казначеи, председатели, регистраторы, их товарищи - очень нравится и отлично принялось. Затем следующая сила, разумеется, сентиментальность. ... Затем следуют чистые мошенники; ну, эти, пожалуй, хороший народ, иной раз выгодны очень, но на них много времени идет, неусыпный надзор требуется" (с. 362).
Верховенский - практик, а не идеолог и теоретик: он претворяет в жизнь "устав", написанный Ставрогиным, организуя пятерки. "Впрочем, вы сами устав писали, вам нечего объяснять", -- говорит он ему. Именно такую роль приписывал Нечаеву Спасович, обсуждая вопрос о возможном авторе "Катехизиса": "Нечаев был прежде всего революционер дела. ... Между тем в авторе катехизиса мы видим теоретика, который на досуге, вдали от дела, сочиняет революцию, графит бумагу, разделяет людей на разряды по этим графам, одних обрекает на смерть, других полагает ограбить, третьих запугать и т. д. Это чистейшая, отвлеченная теория. Я вижу в содержании этого катехизиса большое сродство, так сказать, химическое, с образом мыслей Нечаева ... я полагаю, что катехизис есть эмиграционное сочинение, произведшее на Нечаева известное впечатление и принятое им во многих частях в руководство. Я не смею приписывать его Бакунину; но во всяком случае происхождение его эмиграционное".[407]
Программу действий Верховенский заимствует у Шигалева, освобождая от излишней теоретичности его идею, отстаивая "практический" вариант шигалевщины, в которой ученые находили много сходного с теоретическими положениями, изложенными в статье "Главные основы будущего общественного строя" и в статьях П. Н. Ткачева.[408] Такое сходство не может быть названо случайным, хотя, скорее всего, Достоевский не имел в виду непосредственно статей Нечаева или Ткачева; во всяком случае, нет реальных оснований утверждать, что он их непременно читал и использовал в романе. Несомненно другое. В "Бесах" гневно и зло пародируются и многие широко бытовавшие в Западной Европе и России конца 1860-х годов бланкистские и анархические лозунги уравнения умов, отмены права наследства ("старый сен-симонистский хлам", по выражению Маркса), уничтожения религий, государства, брака, семьи, характерное для крайне левых революционных течений вульгарно-казарменное представление о будущем обществе. Достоевский не ограничивается пародией на отдельные, особенно эпатирующие лозунги из тех прокламаций, которые "с содроганием" распространяет капитан Лебядкин: "Запирайте скорее церкви, уничтожайте бога, нарушайте браки, уничтожайте права наследства, берите ножи" (с. 256). В речах Шигалева он создает пародию на мелкобуржуазные революционные теории.
Вяч. Полонский высказывал мнение, что