повторяются черты, необходимые, по мнению Достоевского, для "нового человека" (стремление сблизиться с "почвой", народом, выразившееся в фразе: "В мужики и в раскольники хочет идти", желание трудиться).
Одновременно Достоевский остро ощущает недостаток подлинного трагизма в задуманном им романе. Характерна в этом отношении запись второй половины февраля 1870 г.: "Где же трагизм?", за которой следует перечень трагических моментов и ситуаций в романе: "КНЯЗЬ ВЛЮБЛЕН БЕЗНАДЕЖНО И ОТЧАЯННО (до преступления) (здесь трагизм, и в том трагизм, что новые люди). Воспитанница влюблена в Шатова, который женат (... лицо трагическое и высокохристианское). Князь ненавидит всё и всех и под конец сходится с Нечаевым чтоб убить Шатова" (XI, 115-116).
В дальнейших записях Достоевский стремится раскрыть трагизм Князя как "нового человека". Трагизм этот, по мысли писателя, заключается прежде всего в духовных сомнениях и исканиях Князя, испытавшего на себе воздействие идей Нечаева и Голубова. Князь отказывается от наследства и готовится "идти в бедность, в труд". "Ищет правду; нашел правду в идеале России и христианства. ... Христианское смирение и самоосуждение" (XI, 116).
В последующих записях уже отчетливо вырисовывается ведущая роль Голубова в духовном перерождении Князя. Согласно одной из записей, относящейся, по-видимому, к концу февраля 1870 г., Князь приезжает из-за границы, исполненный глубоких нравственных исканий. Его программа: "Быть новыми людьми, начать переработку в самих себя. "Я не гений, но я, однако же, выдумал новую вещь, которую никто, кроме меня, на Руси не выдумывал: самоисправление"" (XI, 117).[339]
В последних февральских записях 1870 г. образ Князя неожиданно меняется, как будто писатель задался целью сделать своего героя еще более загадочным и сложным. Теперь Князь приобретает черты скептика, сладострастника, Дон-Жуана и "изящного Ноздрева", делающего "ужасно много штук, и благородных, и пакостных". Однако этот внешне пустой и легкомысленный человек, занятый, как думают, "одною игрою жизнию", неожиданно оказывается "глубже всех": "он-то вдруг и застреливается, между делом слушает Голубова (один раз)" (XI, 119) Чтобы раскрыть сложную борьбу идей, происходящую в душе Князя, Достоевский ставит его между Голубовым и Нечаевым, показывает его тяготение к тому и другому. Характерны в этом отношении черновые варианты, намечающие возможные взаимоотношения между Князем и Нечаевым:
1) Нечаев втягивает Князя в убийство и делает его убийцей Шатова;
2) Князь сильнее Нечаева и разоблачает его,
3) Князь готов уже стать убийцей Шатова под влиянием Нечаева, но убийство случайно совершается без него. Князь поражен, раскаивается и доносит на себя (XI, 124).
В дальнейшем Достоевский снова возвращается к варианту образа Князя, осознавшего под влиянием Голубова свою оторванность от народа и стремящегося к духовному возрождению: "Вообще он (Князь. - Ред.) убеждается, что быть честным и особенно новым человеком не так легко, что тут мало одного энтузиазма, что и объявляет Воспитаннице, когда предписывает ей под конец условия. "Я новым человеком не буду, я слишком неоригинален, -- говорит он, -- но я нашел наконец несколько драгоценных идей и держусь их. Но прежде всякого возрождения и воскресения - самообладание..." .... "Я, -- говорит он, -- прежде судил нигилизм и был врагом его ожесточенным, а теперь вижу, что и всех виноватее и всех хуже мы, баре, оторванные от почвы, и потому мы, мы прежде всех переродиться