было. Только, знаете, не забудьте захватить с собою бумагу и карандаш.
- Это зачем?
- Ведь вам всё равно; а это моя особенная просьба. Вы только будете сидеть, ни с кем не говоря, слушать и изредка делать как бы отметки; ну хоть рисуйте что-нибудь.
- Какой вздор, зачем?
- Ну коли вам всё равно; ведь вы всё говорите, что вам всё равно.
- Нет, зачем?
- А вот затем, что тот член от Общества, ревизор, засел в Москве, а я там кой-кому объявил, что, может быть, посетит ревизор; и они будут думать, что вы-то и есть ревизор, а так как вы уже здесь три недели, то еще больше удивятся.
- Фокусы. Никакого ревизора у вас нет в Москве.
- Ну пусть нет, черт его и дери, вам-то какое дело и чем это вас затруднит? Сами же член Общества.
- Скажите им, что я ревизор; я буду сидеть и молчать, а бумагу и карандаш не хочу.
- Да почему?
- Не хочу.
Петр Степанович разозлился, даже позеленел, но опять скрепил себя, встал и взял шляпу.
- Этот у вас? - произнес он вдруг вполголоса.
- У меня.
- Это хорошо. Я скоро его выведу, не беспокойтесь.
- Я не беспокоюсь. Он только ночует. Старуха в больнице, сноха померла; я два дня один. Я ему показал место в заборе, где доска вынимается; он пролезет, никто не видит.
- Я его скоро возьму.
- Он говорит, что у него много мест ночевать.
- Он врет, его ищут, а здесь пока незаметно. Разве вы с ним пускаетесь в разговоры?
- Да, всю ночь. Он вас очень ругает. Я ему ночью Апокалипсис читал, и чай. Очень слушал; даже очень, всю ночь.
- А, черт, да вы его в христианскую веру обратите!
- Он и то христианской веры. Не беспокойтесь, зарежет. Кого вы хотите зарезать?
- Нет, он не для того у меня; он для другого... А Шатов про Федьку знает?
- Я с Шатовым ничего не говорю и не вижу.
- Злится, что ли?
- Нет, не злимся, а только отворачиваемся. Слишком долго вместе в Америке пролежали.
- Я сейчас к нему зайду.
- Как хотите.
- Мы со Ставрогиным к вам тоже, может, зайдем оттуда, этак часов в десять.
- Приходите.
- Мне с ним надо поговорить о важном... Знаете, подарите-ка мне ваш мяч; к чему вам теперь? Я тоже для гимнастики. Я вам, пожалуй, заплачу деньги.
- Возьмите так.
Петр Степанович положил мяч в задний карман.
- А я вам не дам ничего против Ставрогина, -- пробормотал вслед Кириллов, выпуская гостя. Тот с удивлением посмотрел на него, но не ответил.
Последние слова Кириллова смутили Петра Степановича чрезвычайно; он еще не успел их осмыслить, но еще на лестнице к Шатову постарался переделать свой недовольный вид в ласковую физиономию. Шатов был дома и немного болен. Он лежал на постели, впрочем одетый.
- Вот неудача! - вскричал Петр Степанович с порога. - Серьезно больны?
Ласковое выражение его лица вдруг исчезло; что-то злобное засверкало в глазах.
- Нисколько, -- нервно привскочил Шатов, -- я вовсе не болен, немного голова...
Он даже потерялся; внезапное появление такого гостя решительно испугало его.
- Я именно по такому делу, что хворать не следует, -- начал Петр Степанович быстро и как бы властно, -- позвольте сесть (он сел), а вы садитесь опять на вашу койку, вот так. Сегодня под видом дня рождения Виргинского соберутся у него из наших; другого, впрочем, оттенка не будет вовсе, приняты меры. Я приду с Николаем Ставрогиным. Вас бы я, конечно, не потащил туда, зная ваш теперешний образ мыслей... то есть в том смысле, чтобы вас там не мучить, а не из того, что мы думаем, что вы