известные смягчения, психологический облик героя в целом мало изменился. Ведущим мотивом его поведения остается "буйный вызов" общественному мнению, презрение "сверхчеловека" к "толпе".
2) Более суровым становится Тихон; усиливаются поучительные, назидательные интонации в его речи, обнаженнее становится мотив осуждения грешника и нравственной ответственности личности за свои деяния. В обоих текстах главы Тихон указывает на социальные истоки преступления Ставрогина, коренящиеся, по его мнению, в оторванности представителей "верхнего слоя" от народа, в их праздности и безделии. Характерно в этом отношении следующее нравоучение Тихона, впервые появляющееся в списке А. Г. Достоевской: "Видно, даром иностранцами не делаются. Есть одна казнь, преследующая оторвавшихся от родной земли, -- скука и способность к бездельничеству, даже и при всем желании дела ... Вас умом господь не обделил, рассудите сами: коль скоро вы в силах умственно поставить вопрос: "ответствен я или не ответствен за дела мои?" - значит, непременно уж ответствен" (ХII, 116). Смягчая текст главы и приспособляя его к требованиям редакции, Достоевский одновременно вел творческую работу над ней.
Последний слой правки на гранках представляет собою, возможно, след еще одного, третьего этапа работы Достоевского, уже посте отправки второй редакции главы в "Русский вестник", где она снова была отвергнута (см. об этом далее). Этот слой правки - результат неоднократных обращений Достоевского к гранкам. Корректура буквально испещрена неоднородными и разновременными исправлениями: на полях записаны десятки вариантов важнейших эпизодов, частью завершенных, частью в виде набросков, как правило, не соотнесенных с текстом гранок. Большинство поправок сделано почерком, характерным для черновых записей. Отдельные слова не поддаются прочтению. Зачастую текст гранок подвергнут сплошной переработке: вписываются и тут же зачеркиваются значительные вставки, меняются местами готовые эпизоды, возникают наброски к последующему тексту, вводятся многочисленные цифровые отсылки, словесные и иные пометы.
Сопоставление текстов первой редакции, Списка и правки на гранках обнаруживает, что ни один из них не может считаться законченным. Поэтому в настоящее время мы не имеем возможности включить главу в текст романа.[517]
В литературе, посвященной главе "У Тихона", по вопросу о причинах ее исключения еще в 1920-х гг. возникли две точки зрения. В. Л. Комарович полагал, что главу следует считать "действительно чуждой роману, -- вариантом рукописи, не больше". Основной довод его состоял в том, что Ставрогин романа ("омертвелая маска, таящая под собою безразличие добра и зла") и Ставрогин главы (человек, способный к покаянию и смирению) исключают друг друга. По мнению Комаровича, Достоевский якобы сам отказался от мысли о возможности включения главы в роман уже во время печатания его в журнале.[518] К подобному же (неверному) заключению (Ставрогин "Исповеди" и Ставрогин "Бесов" не могут быть объединены в одном лице) склонялся А. Л. Бем в статье "Эволюция образа Ставрогина".[519] А. С. Долинич убедительно доказал органичность главы для романа.[520] Подготовительные материалы к "Бесам" и письма Достоевского, опубликованные позднее, подтвердили аргументацию Долинина. В популярной литературе существует еще одна версия, лишенная, однако, научной основы: будто бы Достоевский отказался от публикации главы "У Тихона" из-за вызванных ею вокруг его имени сплетен.[521] Эпистолярные и мемуарные свидетельства,