всю его палату, и на третий день приходила уже ко всем, п. ч. мне было бы стыдно делить на своего и не-своих, п. ч. этого деления во мне — не было, п. ч. меня вообще не было, я ее оставляла за порогом, и часто — за порогом — не находила. И мое горе было, увозя Мура, что я не могу больше к ним ходить — на следующий день увозила его на Юг, в train de vacances.[1968 - Курортный поезд (фр.).] Конечно, будучи больным, м. б. трудно их любить, п. ч. нет вины здоровья, тогда вспомните, что Бог Вам дал — душу живу, тогда как им — только больные тела.


_______


О роде Вашего поэтического дара — в другой раз. Пока же — скажу: у Вас аскетический дар. Служебный. Затворнический.


Бог Вам дал дар и — к нему — затвор.


________


— Мой друг, письмо из Аннемасса, только что. Вот — отрывок: „…Ваше сообщение душевно нас порадовало и ждем Вас с глубокоуважаемой Мариной Ивановной у нас в наступающее воскресенье 13-го сентября — к часу — обязательно к обеду — простому деревенскому — но от всей души…Прилагаю маршрут: правда, он уступает по точности и по количеству стрелок и крестиков тому, которым снабжал Марину Ивановну Андрей Белый, поджидая ее в Цоссене… (Подробный внимательный старческий маршрут).


…Сегодня же напишу моему старому другу 30-летней давности Владимиру Владимировичу Муравьеву-Апостолу, а завтра повидаю Федора Степановича Гонг-Оглуева[1969 - Гонг-Оглуев (правильно: Генч-Оглуев)] (NB! совершенный Гоголь). Словом, вопрос будет двинут.


Разумеется, перспективы для пушкинского Комитета весьма соблазнительные, несмотря на то, что в Феврале Марину Ивановну уже законтрактовали“.[1970 - Имеются в виду выступления Цветаевой на пушкинских вечерах.]


(NB! оцените деликатность и хитроумие моей приятельницы: я, не зная, что Вы в ноябре будете в Париже и стрóя на Вашем цело-зимнем Leysin'e, сразу сказала ей, что хорошо бы — еще в 1936 г., чтобы мне не покупать нового заграничного паспорта — а она дело изложила — тáк, чем, конечно, повысила мою, для швейцарцев, стóимость.)


— Словом, дружочек, завтра еду к тому господину на целый день — и совсем не знаю, что ему говорить — до того запуталась с нашими аииер-ет-ретоурЬами (голова болит с тех пор, т. е. второй день, и именно от этого: я совсем не умею жить). А не лучше ли действительно — в феврале, на пушкинское поминание, а Вы — в Париж — в ноябре. П. ч. тогда у нас будет перспектива — ещё-встречи, и промежуток уж не такой большой — 2, 21/2 месяца. Как жаль. что я так сразу в Ваш сплошной зимний Leysin поверила, но м. б. еще исправимо?


Словом, жду точного отчета. Постараюсь завтра окончательно не связываться. Умоляю ответить мне что-нибудь разумное, здраво-смысленное, совершенно со стороны — если умеете. (Я — не.)


Устала — и давно уже нет папирос — сосу пустую соску мундштука, удивляясь, что ни — че — го. Я уже недели 2 как ничего не делаю, ибо когда я Вам письма не пишу — я его думаю. Но это скоро кончится — п. ч. скоро — домой, а дома проснется — совесть — и здравый смысл: чтб я буду делать на пушкинских вечерах? Весь мой расчет (для Бельгии и Швейцарии) на прозу: Мой Пушкин. А её и первой строки нет. Мне нужно будет временно из нас выключиться. Но это — потом. Пока я здесь — будет так.


Обнимаю Вас


МЦ


12-го сентября 1936 г., суббота


Château d'Arcine. (вчера — ошиблась)


…У меня так мало дней осталось — Ваших: почти ничего — и из этого ничего еще весь завтрашний день уйдет на того гоголевского — и даже