заметила, что все время писала ты) напишу отдельно и внимательно.


Я все делаю (пишу, перевожу, читаю, хожу, говорю) и у меня ни одной мысля в голове нет, кроме тебя и твоего здоровья.


Ты думаешь — я не писала «случайно»? П. ч. чем-нибудь была «занята»? Мне это нсписанис тебе стоило бóльших усилий, чем все мои писания вместе взятые: других усилий: другие мускулы работали: обратное.


Ну, жду, обнимаю, люблю — но не даром я не люблю глаголов (страшная грубость!), но чтобы обходиться бéз — нужны стихи или присутствие. Будет и то и другое.


А завтра тебя ждет — верная радость.


М.


Приписка на полях:


Я больше не хочу писать Вам Monsieur[1886 - Господин (фр.).] — какой вы Monsieur? — Вы гораздо больше Herr,[1887 - Господин (нем.).] чем Monsieur — только вспомните производные: herrisch, herrlich, Herrlichkeit[1888 - Повелительный, превосходный, величие (нем.).] — и Heer[1889 - Армия (нем.).] no соседству (himmlische Heere[1890 - Небесные войска (нем.).]).


1-го сентября 1936 г., среда


Château d'Arcine,


Письмо о стихах[1891 - посвящено разбору стихотворений А. Штейгера.]


— Что я об этих стихах думаю?


Первое и резкое: убрать кавычки — отличные стихи.[1892 - Здесь и далее речь идет о стихотворении А. Штейгера «60-ые годы». Позже А. Штейгер проставил к данному стихотворению посвящение «М. Цветаевой».]


Зачем и откуда — с Вашим чудесным сердцем — кавычки на таких чудесных, чудодейственных вещах, как жалость, труд, страдание, любовь, подвиг?


Что такое кавычки? Знак своей непричастности — данному слову или соединению слов, как знак его условности в наших устах. Подчеркнутая чуждость их простому употреблению и толкованию. Знак своего превосходства — над той простотой. Кавычки — ирония. То же самое, что «так называемая жалость». Так называемая, а мною так не называемая, мною не тáк называемая, мною называемая — слабость (либо глупость).


Но, родной мой, вычеркнув из своего душевного обихода и словаря — слова (и понятия) — совесть, расплата, нищенство, больница, тюрьма, братство, любовь, труд — чтó тогда от мира и от сердца останется?


Вы скажете: — Марина Ивановна, Вы передернули, Вы подменили пошлые (ставшие пошлыми) словесные соединения — именами существительными, пошлыми быть не могущими.


Но, мой друг: чтó пошлого — в больничной палате? Это не пошло, а — точно. То же и о нищенской суме (я, кроме этой нищенской сумы, в России, с 1917 г. по 1922 г. ничего не видала, но ее зато — непрерывно). И расплата за день — не пошлость. М. б. немножко общё. Беря эти слова в кавычки. Вы в кавычки берете не словесные трафареты, ибо эти слова — не трафарет: слишком уж насущны, как слово «черный хлеб», как сам черный хлеб. Остаются другие: «равенстве, братстве, труде» (привожу из памяти) и «Мысли о мéньшем страдающем брате» — да, эти слова — трафарет, но зачем же Вы их берете? Зачем же Вы пользуетесь грошовым орудием чужого неумения — чтобы разбить бессмертные вещи?


Ведь два вывода: либо Вы, в этих стихах, сражаетесь с словесными трафаретами, а не вещами, тогда — стóит ли? Либо Вы наивно отождествляете бессмертные понятия с пошлыми наименованиями (из которых половина не пошлá, а — до ужаса невыразительна). Пó чéму Вы в этих стихах бьете? По громким фразам 60-тых годов? Но для них это не были фразы, они за них — умирали (вспомните последнее письмо Софии Перовской — матери — о «воротничках»,[1893 - Перовская С. Л. —