всéумение.


Это гораздо глубже, чем вражда личная (да ее и нет!), это вражда — рас, двух особей, и моя, конечно, побита — везде, всегда.


И это мне еще наказание за отвращение к газете — ко всякой, всем! Вид ненавижу, лист ненавижу. Брезгую.


Такая роскошь — оплачивается.


Если увидите Демидова, запросите — в чем дело? Хотя уверена, что — в том.


Сердечный привет и еще раз спасибо.


МЦ.


Приписка на полях:


Будут мне оттиски Белого? Впрочем, Вы всегда даете, а как это меня выручает! Идут по всему свету, даже завидно.


5-го июля 1934 г.


Милый Вадим Викторович,


Не диффамация Любови Дмитриевны,[1476 - Блок (Менделеева) Любовь Дмитриевна — жена А. А. Блока.] а прославление Блока (оплакивать чужого, как своего) — на этом буду строить свою «защиту», если понадобится.


Упомянула же — со слов Андрея Белого («от него я впервые узнала, что тот „Митька“, которого оплакивал Блок, не блоковский и не беловский, а ее»…в этом роде, перечтите) — и с утверждения в Берлине 1922 г. издателя Альконоста,[1477 - Издательство «Алконост». Издатель — Алянский Самуил Миронович. Первая книга (А. Блок. «Соловьиный сад») имела гриф «Альконост».] при Эренбурге и еще ком-то (не помню, ах, да — А. Г. Вишняк) что у Блока никогда не было детей. Я, в полной невинности, думала, что это давно известно. (Знали, конечно, все, но не знаю — писали ли.)


Вам (Современным 3апискам) мой Блок не подойдет, ибо там много о втором его мнимом сыне, в которого я тáк поверила, что посвятила ему целый цикл стихов («Стихи к Блоку», Берлин, 1922 г.) и рассорилась из-за него с «Альконостом» — тогда же.


Безумно спешу, ибо последний срок сценарию. Посоветуюсь еще с Ходасевичем, он знает всё вышедшее о Блоке и, м. б., выручит и документом.


До свидания до 18-го, 20-го (письмá)


МЦ.


— Не бойтесь! «Защищаясь» — и Вас выручу, т. е. все свалю на себя, мне все равно, у меня совесть чиста.


За гнев — МЕЛОК!


24-го июля 1934 г.


Vanves (Seine) 33, Rue Jean Baptiste Potin


Милый Вадим Викторович,


Наконец, вновь обрела дар письменной речи, и перо, и чернила. Пишу после ужасающего переезда и в еще очень несовершенном устройстве: совершенном расстройстве. Газа нет, света нет и когда будут — неизвестно, ибо денег — нет.


Но Бог с моими делами (Вы все равно помочь не можете!) и обратимся к нашему делу, а м. б. и делам.


Итак:


С Любовью Димитриевной история не страшна. В моем тексте, по словам знатоков: адвокатов — ничего порочащего — нет: всё во славу Блока, а не в посрамление ее. Во-вторых же — это пересказ, что уже сильно ослабляет всякую могшую бы быть виновность. Явный пересказ слов Белого. В-третьих: ведь это — СЛУХ. Кто-то сказал Алданову. А м. б. — не сказал, не то сказал, не тот сказал. Как же мне на этот анонимат — отзываться, да еще — публично? Да что, в конце концов, я могла бы сказать? Отказаться от факта, от которого не может отказаться сама Любовь Димитриевна, я не могу — смешно — да и низко. А от порочащего умысла, — да у меня же его и нет!


И откуда бы она подала в суд?? Да если бы и подала, разбор дела был бы не раньше чем через два года. (Последнее мне говорило лицо сведущее, юрист.)


Итак, давайте успокоимся. Впрочем, если лицо, передавшее якобы обиду Любови Дмитриевны, назовется, охотно ему отвечу: когда услышу в точности — что я такого, якобы, сделала и что она, в точности, сказала.


_______


Второе дело. Нужна ли вещь для