свои мысли, невеселые.


Аля в Бретани, лето у меня каторжноватое, весь день либо черная работа, либо гулянье с Муром по дождю под непрерывный аккомпанемент его рассуждений об автомобиле (-билях) — марках, скоростях и пр. Обскакал свой шестилетний возраст (в ненавистном мне направлении) на 10 лет, надеюсь, что к 16-ти — пройдет (выговорится! ибо не молчит ни секунды — и все об одном!)


Целую Вас, иждивение получила, спасибо за все.


М.


Meudon (S. et O.)


10-го сентября 1931 г.


2, Avenue Jeanne d’Arc


Дорогая Саломея,


Наши письма — как часто — разминулись (встретились). А сейчас пишу Вам вот по какому делу: приехал из Берлина — работать в Париже — известный в России художник Синезубов[686 - Синезубов Н. В.] (ряд картин в Третьяковке и в петербургском Музее бывшем Александра III), преподаватель Вхутемаса (московское) Училище Живописи и Ваяния) — вообще guelgu’un.[687 - Важная персона (разг., фр.).] Я его хорошо знаю с России.


И вот, французы приписали ему в паспорте «sans pоссибииитй de renouvellement»[688 - «Без возможности возобновления» (фр.).] визу, которая истекает 20-го Октября. Он в отчаянии, ему сейчас 38 лет — и с 18-ти рвался в Париж. Я его хорошо знаю, он никакой не большевик, просто художник, и — страстный художник.


Из разговоров выяснилось, что ему принадлежит последний портрет Татьяны Федоровны Скрябиной, сестры Шлецера, портрет которой он тогда же в Москве (1921 г.) подарил Марин Александровне Шлецер, матери Татьяны и Бориса Федоровичей, она должна это помнить, но Борис Федорович может этого не знать. (Татьяну Федоровну писал уже умершей.) Не помог ли бы ему Борис Федорович с визой? И — может ли? Если ли у него связи с французами? Наверное же?


Его мать тогда предлагала Синезубову за портрет деньги и любую вещь на выбор, — он конечно ничего не взял.


Он — абсолютно-благороден, я за него ручаюсь во всех отношениях. Ему необходимо помочь.


Так вот: не сообщите ли Вы мне адрес Бориса Федоровича и не поддержите ли моей просьбы? Вас он ценит и любит, а Вы мне верите.


Столько бед вокруг, милая Саломея, что забываешь о своих.


Целую Вас.


МЦ.


16-го сентября 1931 г.


Meudon (S. et О.)


2, Avenue Jeanne d'Arc


Дорогая Саломея,


Прежде всего — в ответ на Ваше «и совсем не чувствую себя счастливой» —

На свете счастья нет, но есть покой и воля[689 - Из стихотворения А. С. Пушкина «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…» (1834).]

— воля, которую я, кстати, всегда понимала как волю волевую, а не как волю-свободу, как, нужно думать, понимал сам Пушкин — и которой тоже нет.


Во-вторых: милая Саломея, ну и зверски же Вы молоды и зверски же счастливы, чтобы этот порядок вещей: совсем не чувствовать себя счастливым — чувствовать непорядком вещей!


Очень Вас люблю и — чту, если не гораздо больше, то (у меня) гораздо реже: Вы мне бесконечно-нравитесь. (Лестно — на шестом году знакомства?)


Но — в чем дело с не-совсем-счастьем или совсем-не-счастливостью?


От души хочу Вас видеть — и давно, но — дела у нас сейчас (и давно!) такие, что нет ни на что, живем заемами (займами?) в 5 и 10 фр., в городе я не бываю никогда, предоставляя прогонные Сергею Яковлевичу, которому нужнее — ибо ищет работы и должен видеть людей.


Это не намек на иждивение, дорогая Саломея, наоборот: хочу просить Вас не давать мне его до 1-го, а 1-го выдать сразу за сентябрь и за будущий Октябрь, чтобы было основание к терму (1-го —