Олин «еврей» уже печатается… Дай Бог, чтобы не прочла!


Приписки на полях:


Между прочим. Ваш Иловайский тоже встает рано (от руки: НЕ)


— Va, ce n'est pas toujours la lйgende qui ment!


Un rкve est moins trompeur parfois qu’un document...[920 - — Полно, не всегда легенда лжет!Иногда мечта менее обманчива, чем документ... (фр.).]


Ваши рукописи сохраню свято, но дайте им еще погостить! У них отдельный дом (замшевый).


Герб Бернацких[921 - Бернацкие — старинный дворянский род шляхетского происхождения, был внесен в одну из частей книги княжеских родов Смоленской губернии.] — мальтийская звезда с урезанным клином (— счастья!) Я всегда, не зная, мальтийскую звезду до тоски любила.


А Вы когда-нибудь привыкнете к моему почерку? Некоторые его не разбирают — совсем.


Милая Вера, а интересна Вам будет моя французская проза? Есть «Neuf lettres avec une диxииме retenue et une онзииме резуе».[922 - «Девять писем с десятым невозвращенным и одиннадцатым полученным» (фр.)] Прислать?


Clamart (Seine)


10, Rue Lazare Carnot


26-го августа 1933 г.


Дорогая Вера,


Большая просьба: у кого и где бы можно было узнать точную дату открытия Музея Александра III — во вторник, так мне сказали в редакции, появится мой «Музей Александра Ш», семейная хроника его возникновения до открытия — и теперь мне нужно писать конец. Я, как дочь, не вправе не знать, а я НЕ ЗНАЮ, только помню чудную погоду, лето и слово (и чувство) май: майские торжества… (а м. б. ассоциация с романовскими или, чту несравненно хуже — с «первомайскими»??). Знаю еще, что до Музея, по-моему зб день, открылся памятник Александру III — я присутствовала.


Были ли Вы на открытии Музея и, если да, чту помните (я больше всего помню взгляд Царя, — к своему ужасу перезабыла все статуи, бедный папа!)? А если нет — не знаете ли Вы кого-нибудь здесь из постарше, кто был и к кому бы я могла обратиться? Я уже думала о сен-еневьевском «Русском доме», но, кажется, те старики совсем уже все забыли, а те, что не забыли — злостные, и ничего не захотят рассказать, — просто выгонят.


Я все помню эмоционально, и почти ничего не помню достоверного:


ни числа, ни часа, ни залы, в которой был молебен (Сережа говорит — в большой зале, а я помню — в греческом дворике, и на этом у меня построен весь разговор отца с Царем, вернее Царя — с отцом, разговор, который помню слово в слово). Словом, помню как во сне. А есть же, наверное, помнящие наяву! ГДЕ их ВЗЯТЬ?!


(Это жизнь мне мстит — за мои глаза, ничего не видящие, ничего не хотящие видеть, видящие — свое).


Напишу нынче в Тургеневскую Библиотеку, м. б. есть какая-нибудь книжка или хотя бы статья — о Музее, или о московских торжествах. Вырубова пишет «была чудная погода, все московские колокола звонили»,[923 - А. А. Вырубова, автор воспоминаний «Страницы моей жизни» (Берлин: Изд-во О. Дьяковой, б. г.) и дневников «Фрейлина ее величества» (Рига: Ориент, 1928).] — это я знаю, и НЕ ХОЧУ так писать. Мне, чтобы написать хотя бы очень мало, нужен огромный материал, весь о данной (какой угодно!) вещи, сознание — всезнания, а там можно — хоть десять строк! Мне стыдно.


________


Помню отлично всё — дома: отца в старом халате, его смущение нашему подарку (с датой — где она?!), помню его, после открытия, у главного входа, в золотом мундире, спокойного — как капитан, благополучно приведший корабль в гавань, все душевное помню, фактического — ничего, какой ужас — ни одной статуи! М. б. Вы, милая Вера,