одно: помните. Вы как-то целый вечер воевали с каким-то платочком (нашейным), вся прелесть которого якобы долженствовавшая состоять в его непринужденности. — Не могу носить неприкаянных вещей! — так Вы, кажется, сказали и, наконец с отвращением — его сняли. Вспомнила это, вспоминая ту — Вашего ночного шествия (вдоль моей души!) — одежду, явно— не Вашу, ибо явно — наброшенную. И Вы, Саломея, в моем сне были на свободе, на той, которую в жизни не только не ищете — не выносите.


Ах и под самый конец — листка и сна — поняла: это были просто Елисейские Поля, не эти — те, и только потому я все семь лет подряд ничего не видела, что не вслушалась в смысл слова.


Приписка на полях:


(NB! Причем — Theodore Deck?!)[709 - Письмо написано на бланках, имеющих в верхнем правом углу надпись: «З. VILLA THEODORE DECK. XV». Villa Theodore Deck — маленькая улица в 15-м районе Парижа.]


6-го октября 1932 г.


Clamart


101, Rue Condorcet


Дорогая Саломея,


Простите, что начинаю с просьбы. 13-го, в четверг (Maison de la Мутуаиитй) мой вечер — вернее вечер моей памяти о М. Волошине. А 15-го — терм. Посылаю Вам 10 билетов с горячей просьбой по возможности распространить.


Дела мои очень плохи.


Обнимаю Вас


МЦ.


Clamart, 14-го Октября 1932 г.


Дорогая Саломея,


Как я счастлива, что Вы наконец вернулись. У меня такое странное чувство к Вам — несказбнное в жизни — может быть когда-нибудь в стихах — такое щемящее чувство… что я счастлива, что я не на десять лет моложе: когда я еще пыталась такие чувства — все же — как-то — осуществить. (Сколько было бы лишней муки!)


— Ладно. —


________


Вечер прошел очень хорошо, увлеченно и увлекательно. Читала, Саломея, 2 часа 45 минут с крохотным перерывом — дух перевести! — до самого закрытия зала: два раза отчаявшийся швейцар присылал записки, что потушит свет. Кончили в полночь. Зал — весь читательский: ни одного писателя (сволочи, нет, старики, именно дохлые старики, я не из-за себя ругаюсь, из-за Макса). Но можно сказать, что мой скромный зал вчера был сплошной и один очаг любви.


(Отрывки Вам с удовольствием почитаю при встрече, все — щемяще-веселые!)


Обнимаю Вас и совсем не знаю, как опять влезу в благонадежное русло нашего с вами приятельства.


Марина


Приписки на полях:


Самое сердечное спасибо за билеты и за то, что не говорите кбк было трудно вручить.


Саломея! А у нас с вами общий приятель: кавказец, с лица родной дедушка Мура. Угадайте!


Декабрь 1932


Дорогая Саломея!


Как грустно, что мы только билетно общаемся! Все ждала Вашего обещанного зова, сколько раз выходила из Вашего метро — и все не в ту сторону. Зайти на авось — не решалась, но каждый раз думала — не без горечи.


А теперь опять это билетное дело. Нужда зверская (собранное берегу для будущего терма и переезда) — а тут еще праздники, и все идут за чаями. Вечер, пока, наш единственный ресурс.


Милая Саломея, сделайте что можете.


Буду читать стихи 20 лет назад.[710 - Вечер «Детские и юношеские стихи». Краткое содержание: Мои детские стихи о детях. — Мои детские революционные стихи. — Гимназические стихи. — Юношеские стихи.] Придете?


Обнимаю Вас.


МЦ.


5-го янв(аря) 1933 г.


Адрес после 10-го тот же Clamart (Seine)


10, Rue Lazare Carnot


Дорогая Саломея,


Только два слова (на мне сейчас четыре одновременных рукописи)


1) никакой обиды


2) спасибо


После переезда, этой пятой горы,