подарков, вчера, по поводу зеленого гребешка даже вымыл голову (в 11/2 ч. ночи).


МЦ.


Прошение и остаток иждивения 70 франков посланы с оказией через Катю, наверное уже получили. Что Ремизовы? Андрей Оболенский? Кессели? Неужели ни разу не видели Бахраха? Пишите.


26-го января 1925 г.


Сегодня у меня редкий праздник, — одна дома. (Сережа на Татьянином дне, Аля у Ируси.) Совершенно изумительное чувство, вроде легкого опьянения. Сразу на десять лет моложе. Вы, конечно, не обвините меня в предательстве: степень, вернее, безмерность моей привязчивости Вы знаете, но это — я с другими, а сейчас — я с собой, просто я, вне. Образцово (я-то!) убрала комнату, втащила и вытащила все, что полагается, на примусе — суп, а внутри тихое ликование. Недавно я говорила Исцеленовым (глубоко-бесполезно, ибо Kulturprodukt’ы!), что неизбежно буду любить каждый город, дыру, нору, где придется жить, но что это любовь — не по адресу, — из прямой невозможности не любить то, в чем живешь. Посему, мне, более чем кому-либо, надо выбирать города. Кстати, резкий спор с ним (она бессловесна) о Папоушке[181 - Мельникова-Папоушек Н. Ф. — критик] (ней). — «Я ей все прощаю за любовь к театру!» — «Это не театр, это актеры, какой-нибудь давнишний актер, воспоминания детства». И он, сухо: — «Нне знаю». Весь спор сводился к тому, что «любовь к искусству» обязывает — к безыскусственности, рожденности, сущности, вернее: только из нее возникает, как само искусство. Рожденное дорождается, — вот искусство. Т. е. моя кровь от предков (рожденности) + моя душа. Исцеленнов ничего не понимал, говорил, что Папоушка читала много книг. — «И гоголевский Петрушка тоже».[182 - Персонаж „Мертвых душ“ Н. В. Гоголя, слуга Чичикова.] Если бы можно было с ним поссориться — поссорились бы. Но это Kulturprodukt, вялая никакая кровь.


_______


Получила от С. М. Волконского его новую книгу — роман — «Последний день». Огромный том в 600 страниц. Фабулы нет, — течение жизни — любовной пары нет — далек и высок — есть мысль, есть формула, есть отточенное наблюдение, есть блистательный анекдот. И фигуры — второстепенные — главное, женские — очень удачные. Большого успеха книге не предрекаю, — плавна, не остра. Если попадется, — прочтите, очень любопытен Ваш отзыв. Сережа, например, попавший на Советскую Россию (не обошедшуюся без легких нелепостей), прямо ее сравнивает с Красновым.[183 - Роман генерала П. Н. Краснова „От Двуглавого Орла к Красному знамени“] Но всей книги он не читал. С Волконским моя переписка гаснет, на него нужен большой порох, необычайная заостренность внимания, вся ответственность — на мне, он только откликается. А не виделись мы уже два года, и жизни такие разные: он — то в Риме, то на Капри, то в Париже, то еще где, — уединенный, свободный, вне быта, — я… —


Думаю о Париже, и вопрос: вправе ли? Ведь я ехала заграницу к Сереже. Он без меня зачахнет, — просто от неумения жить. Помните, какой он был страшный у монаха? Я знаю, что такая жизнь — гибель для моей души, сплошное отсутствие поводов к ней, пробел — но вправе ли я на нее (душу)? Мне чужой жизни больше жаль, чем своей души, это как-то сильнее во мне. Есть, конечно, еще вопрос Али, — ей тоже трудно, хотя она не понимает. Сплошные ведра и тряпки, — как тут развиваться? Единственное развлечение — собирание хвороста. Я вовсе не за театр и выставки — успеет! — я за детство, т. е. и за радость: досуг! Так она ничего не успевает: уборка, лавка, угли, ведра, еда, учение, хворост, сон. Мне