смогу — возможно, что задержусь на несколько дней в попытке устроить французский вечер.


Положение наше отчаянное: с квартиры съезжаем 1-го, не платили 2 месяца, итого 900 фр., сняли другую в Кламаре, дешевле нашей на тысячу, исходив предварительно все окрестности. 1-го должны внести тысячу фр. за триместр (нашли без залога). Из Бельгии привезу немного, — знаю от уже ездивших по тому же приглашению, немного подработает и Сергей Яковлевич, но все это конечно не составит и половины. Без уплаты здесь — не выпустят, а без уплаты там — не впустят. А еще переезд.


Воплю о помощи на все стороны, воплю и к Вам: милая Саломея, выручите еще раз, соберите что можете — иначе нам совсем погибать.


По возвращении из Брюсселя спишусь с Вами, когда встретиться. Желаю здоровья и приличного самочувствия — у меня от всех этих лестниц, этажей, дйбаррас’ков[703 - Чулан, чуланчик (фр.).] с окном и без, достоверных жеранов[704 - гйрант — управляющий домом (фр.).] и призрачных hussiers[705 - Привратников (фр.).] —несколько безумное.


Обнимаю Вас


МЦ.


18-го марта 1932 г.


Meudon (S. et O.)


2, Avenue Jeanne d'Arc


Дорогая Саломея,


Обращаюсь к Вам со следующей отчаянной просьбой: я только что из Бельгии, из поездки ничего не вышло: 250 6ельгийских франк. вместо 500 французских, на которые рассчитывала и вправе была рассчитывать.


Подробности моих злоключений — устно.


Пока же: 1-го, т. е. через 12 дней, мы должны выехать и въехать, ибо подписала новому хозяину обязательство, как и он — нам.


Плата с триместрами, т. е. при въезде нужно внести ровно тысячу.


Здесь мы не платили два месяца, итого 866 фр., словом (переезд включая) необходимы две полных тысячи. Тысячу надеюсь сколотить из предполагаемого на днях заработка Сергея Яковлевича, авансов в Воле России[706 - Готовилась публикация статьи «Поэт и время».] и одном сербском журнале и ряде частных заёмов по 50 или возле-франков. Но второй тысячи нет и быть не может, наши возможности исчерпаны досуха. Дмитрий Петрович прислал 2 фунта, которые уйдут на жизнь, — до 1-го. В доме голод и холод.


Дорогая Саломея, сделайте чудо, иначе мы по-настоящему погибли. Вещей без уплаты здесь естественно не выпустят, вообще — тупик.


Целую Вас и воплю о помощи.


МЦ.


Самое ужасное, что у нас всего 12 дней.


16-го мая 1932 г.


Clamart (Seine)


101, Rue Condorcet


Дорогая Саломея!


Сердечная просьба: 26-го мой доклад — Искусство при свете Совести (помните разговор осенью? то самое). Посылаю Вам 10 билетов с просьбой по возможности распространить — чем дороже, тем лучше, но не меньше 10 фр. билет. Мы в самой черной нищете, живем вчетвером на Алины еженедельные 40 фр. (figurines), то есть — гибнем. В Париж ходим пешком и т. д.


Оттого не писала и не бывала.


Обнимаю Вас и люблю


МЦ.


12-го августа 1932 г.


Clamart (Seine)


101, Rue Condorcet


Дорогая Саломея, видела Вас нынче во сне с такой любовью и такой тоской, с таким безумием любви и тоски, что первая мысль, проснувшись: где же я была все эти годы, раз так могла ее любить (раз, очевидно, тбк любила), и первое дело, проснувшись — сказать Вам это: и последний сон ночи (снилось под утро) и первую мысль утрб.


С Вами было много других. Вы были больны, но на ногах и очень красивы (до растравы, до умилительности), освещение — сумеречное, всё слегка пригашено, чтобы моей тоске (ибо любовь — тоска) одной гореть.


Я все спрашивала, когда я к Вам