дел:


Крах — верю на слово и сраженная выразительностью звука (крах! точно шкаф треснул) — умолкаю. Рукопись с удовольствием пришлю: отпечатана на машинке, чистая, — но м. б. Вы не о моем (французском) переводе говорите, а о броуновском (английском)? От Броуна вчера письмо, он сейчас в Англии — и своего (английского) Молодца не устроил. Святополк-Мирский по-моему ничего не хочет предпринять, когда-то он безумно любил мои стихи, теперь остыл совершенно — как и к самой мне: не ссорились, просто — прошло.


Итак, дорогая Раиса Николаевна, буду ждать Вашего ответа: о каком — французском или английском — моем или броуновском Молодце — речь? Если об английском напишу Броуну с просьбой прислать Вам. (Иллюстрации — одни.)


Радуюсь за Вас, что Юрий Владимирович не уехал, что вы все вместе, что сыну лучше. У моего мужа тоже болезнь печени — с 18 лет: полжизни — изводящая вещь.


В другом письме, расскажу Вам о детях и о всех своих делах. Нежно целую Вас, будьте все здоровы.


МЦ


Посылаю стихи к Маяковскому из последнего № «Воли России».


Приписка на полях:


Завтра должна познакомиться с Пильняком, я его писания средне люблю, — а Вы?


13-го февраля 1931 г.


Meudon (S. et O.)


2, Avenue Jeanne d'Arc


Дорогая Раиса Николаевна! События бросают тень вперед — не знаю кем, может быть уже Гомером — сказано.[1162 - Из баллады «Lochiel's Warning» английского поэта Т.Кэмбелла.]


Итак: вечер у борисиного друга, французского поэта Вильдрака. Пригласил «на Пильняка», который только что из Москвы.[1163 - Пильняк Б. А. направлялся в США по приглашению и остановился в Париже.] Знакомимся, подсаживается.


Я: — А Борис? Здоровье?


П. — Совершенно здоров.


Я: —Ну, слава Богу!


П. — Он сейчас у меня живет, на Ямской.


Я: — С квартиры выселили?


П: —Нет, с женой разошелся, с Женей.


Я: — А мальчик?[1164 - Пастернак Евгений Борисович — литературовед.]


П: — Мальчик с ней.


Я: — А где это — Ямская? Тверскую-Ямскую я знаю.


(Пять минут топографии, речь переходит на заграницу.)


Я: — Почему Борису отказали?


П: — П. ч. он обращается именно туда, где только отказывают. Последние месяцы он очень хлопотал о выезде за границу Евгении (отчество забыла) и Женечки, но тут началась Зинаида Николаевна,[1165 - Еремеева Зинаида Николаевна — жена пианиста Генриха Нейгауза, стала второй женой Пастернака в 1934 г.] и Женя наотрез отказалась ехать.


— С Борисом у нас вот уже (1923 г. — 1931 г.) — восемь лет тайный уговор: дожить друг до друга. Но Катастрофа встречи все оттягивалась, как гроза, которая где-то за горами. Изредка — перекаты грома, и опять ничего — живешь.


Поймите меня правильно: я, зная себя, наверное от своих к Борису бы не ушла, но если бы ушла — то только к нему. Вот мое отношение. Наша реальная встреча была бы прежде всего большим горем (я, моя семья — он, его семья, моя жалость, его совесть). Теперь ее вовсе не будет. Борис не с Женей, которую он встретил до меня, Борис без Жени и не со мной, с другой, которая не я — не мой Борис, просто — лучший русский поэт. Сразу отвожу руки.


Знаю, что будь я в Москве — или будь он за границей — что встреться он хоть раз — никакой 3инаиды Николаевны бы не было и быть ве могло бы, по громадному закону родства по всему фронту: СЕСТРА МОЯ ЖИЗНЬ. Но — я здесь, а он там, и всё письма, и вместо рук — Рукописи. Вот оно, то «Царствие Небесное» в котором я прожила жизнь. (То письмо Вам, как я это сейчас вижу, всё