* *
NB! Неуменье наслаждаться чувством победы (нелюбовь к наслаждению вообще и к этому в частности), глубокое недоумение перед ней, а главное — полное незнание, что с ней делать, тупик победы, сразу превращающий меня из победителя в побежденного. — Отсутствие азарта? — Необычайное и неустанное присутствие его. Но — раз победил — длить победу? Но какое крохотное напряжение (что-то удерживать на таком-то уровне) по сравнению с тем! И какая скука!
Длить, — вообще не мое.
* * *
Я не рассчитана на вершки и на секунды. —
* * *
Я рассчитана на бóльшие пространства и сроки.
* * *
Где она — мера моей безмерности!
* * *
(Луна — лунатику)
* * *
Творчество поэта только ряд ошибок, вереница вытекающих друг из друга отречений. Каждая строка — будь то вопль! — мысль работавшая на всем протяжении его мозга.
* * *
Под ударом трагического единства
Бьется занавес как
* * *
(или — рвется?)
(Занавес — 23-го нового июня 1923 г.)
* * *
Раскрытая ладонь. Дай погадаю
Пытающийся скрыть себя, но не
Затоптанный огонь… Дуга над далью,
Протягивающаяся ко мне…
* * *
Расплёсканную в птичьем свисте
— Зачем не уберег? —
Набросанную щедрой кистью
На полотне дорог,
…
Где провода слились —
Меня, твоей бессонной смуты —
Единственную мысль.
* * *
(Из этого: Строительница струн — приструню
И эту…)
* * *
Ты — продвиженье льдов полярных,
Ты — изверженье Этн!
* * *
Презренная ветошь среди новизн,
Я здесь ничего не смею.
Будьте живы и лживы, живите — жизнь!
Обыгрывайте — Психею!
* * *
А теперь я должна Вам [174 - Обращено к Константину Болеславовичу Родзевичу (1895 — 1988), бурный роман с которым Цветаева пережила осенью 1923г.] рассказать тот сон, давно, среди зимы, который у меня почему-то духу не хватило рассказать Вам в жизни. Мы идем по пустынному шоссе, дождь, столбы, глина. Вы провожаете меня на станцию, и вдруг — неожиданно, одновременно — Вы ко мне, я к Вам, блаженно, как никогда в жизни! Рассказала — иными словами — Валентине Чириковой [175 - Чирикова Валентина Евгеньевна (1898 —1988) — дочь писателя Е. Н. Чирикова, художница.]. И та, смеясь: «Бросьте! Он никогда не поймет!» Поймите теперь, что я чувствовала день спустя, идя с Вами рядом по мокрой глине, вся еще в том сне, в чувстве его.
Рассказываю Вам теперь, чтобы Вы знали, что есть в мире не только день, но и ночь, не только любовь, но провидение, зоркая ночь древних, предвосхищающая (или — предрешающая?) события. Тень опережающая тело. Этот сон в моей жизни ничего не изменил, я переборола ночное наваждение, месяцы шли, мне было всё равно — и вдруг, тогда (теперь! но уже тогда), у самой станции, провожая Вас в первый раз: — «Если бы…» Всё вернулось. Та же глина, та же станция, та же я. (Та глина, та станция, та я.) Это был мой сбывшийся сон. Не относитесь легкомысленно. Сны у древних направляли жизнь, а древние были и мудрее и счастливее нас.
Вдоль правого поля: Запись внесенная в тетрадь позже и другим чернилом, очевидно октября 1923 г.
* * *
В жизни — одно, в любви другое. Никогда в жизни: всегда в любви.
* * *
Любовь — не состояние, а страна.
* * *
(Стихи: Сахара, В некой разлинованности нотной [176 - Ст-ние «Рельсы».]:)
Судорожный час когда как солью
Раны засыпает | нам любовь
забивает |
Наглухо…
Закатной канифолью
NB! Неуменье наслаждаться чувством победы (нелюбовь к наслаждению вообще и к этому в частности), глубокое недоумение перед ней, а главное — полное незнание, что с ней делать, тупик победы, сразу превращающий меня из победителя в побежденного. — Отсутствие азарта? — Необычайное и неустанное присутствие его. Но — раз победил — длить победу? Но какое крохотное напряжение (что-то удерживать на таком-то уровне) по сравнению с тем! И какая скука!
Длить, — вообще не мое.
* * *
Я не рассчитана на вершки и на секунды. —
* * *
Я рассчитана на бóльшие пространства и сроки.
* * *
Где она — мера моей безмерности!
* * *
(Луна — лунатику)
* * *
Творчество поэта только ряд ошибок, вереница вытекающих друг из друга отречений. Каждая строка — будь то вопль! — мысль работавшая на всем протяжении его мозга.
* * *
Под ударом трагического единства
Бьется занавес как
* * *
(или — рвется?)
(Занавес — 23-го нового июня 1923 г.)
* * *
Раскрытая ладонь. Дай погадаю
Пытающийся скрыть себя, но не
Затоптанный огонь… Дуга над далью,
Протягивающаяся ко мне…
* * *
Расплёсканную в птичьем свисте
— Зачем не уберег? —
Набросанную щедрой кистью
На полотне дорог,
…
Где провода слились —
Меня, твоей бессонной смуты —
Единственную мысль.
* * *
(Из этого: Строительница струн — приструню
И эту…)
* * *
Ты — продвиженье льдов полярных,
Ты — изверженье Этн!
* * *
Презренная ветошь среди новизн,
Я здесь ничего не смею.
Будьте живы и лживы, живите — жизнь!
Обыгрывайте — Психею!
* * *
А теперь я должна Вам [174 - Обращено к Константину Болеславовичу Родзевичу (1895 — 1988), бурный роман с которым Цветаева пережила осенью 1923г.] рассказать тот сон, давно, среди зимы, который у меня почему-то духу не хватило рассказать Вам в жизни. Мы идем по пустынному шоссе, дождь, столбы, глина. Вы провожаете меня на станцию, и вдруг — неожиданно, одновременно — Вы ко мне, я к Вам, блаженно, как никогда в жизни! Рассказала — иными словами — Валентине Чириковой [175 - Чирикова Валентина Евгеньевна (1898 —1988) — дочь писателя Е. Н. Чирикова, художница.]. И та, смеясь: «Бросьте! Он никогда не поймет!» Поймите теперь, что я чувствовала день спустя, идя с Вами рядом по мокрой глине, вся еще в том сне, в чувстве его.
Рассказываю Вам теперь, чтобы Вы знали, что есть в мире не только день, но и ночь, не только любовь, но провидение, зоркая ночь древних, предвосхищающая (или — предрешающая?) события. Тень опережающая тело. Этот сон в моей жизни ничего не изменил, я переборола ночное наваждение, месяцы шли, мне было всё равно — и вдруг, тогда (теперь! но уже тогда), у самой станции, провожая Вас в первый раз: — «Если бы…» Всё вернулось. Та же глина, та же станция, та же я. (Та глина, та станция, та я.) Это был мой сбывшийся сон. Не относитесь легкомысленно. Сны у древних направляли жизнь, а древние были и мудрее и счастливее нас.
Вдоль правого поля: Запись внесенная в тетрадь позже и другим чернилом, очевидно октября 1923 г.
* * *
В жизни — одно, в любви другое. Никогда в жизни: всегда в любви.
* * *
Любовь — не состояние, а страна.
* * *
(Стихи: Сахара, В некой разлинованности нотной [176 - Ст-ние «Рельсы».]:)
Судорожный час когда как солью
Раны засыпает | нам любовь
забивает |
Наглухо…
Закатной канифолью
страница 81
Цветаева М.И. Тетрадь первая