(Руки — рупором:) — Матрёшка! Коли гости придут — не принимать, нет дома.


Кто-то из жюри, вежливо: — «Позвольте, товарищ! Да ведь это анекдот».


— Матрё — ёшка!!


— Здесь стихи читают.


И красноармеец: — «Довольно нам, товарищи, катать на своей спине бар! Пусть теперь баре нас покатают!»


И я, на блок-ноте, Аксёнову: — «Господин Аксёнов, ради Бога — достоверность об Ахматовой. (Был слух, что он видел Маяковского.) Боюсь, что не досижу до конца состязания».


И учащенный кивок Аксёнова. Значит — жива.


* * *

Дорогая Анна Андреевна, чтобы понять этот мой вчерашний вечер, этот аксёновский — мне — кивок, нужно было бы знать три моих предыдущих дня — несказáнных. Страшный сон: хочу проснуться — и не могу. Я ко всем подходила в упор, вымаливала Вашу жизнь. Еще бы немножко — я бы словами сказала: — «Господа, сделайте так, чтобы Ахматова была жива». Я загадывала на Вас по Библии — вот: Le Dieu des forces… [68 - Боже сил… (фр.)] Утешила меня Аля: — «Марина! У нее же — сын!» (Скажу еще одно — спокойно: после С. и Али Вы мое самое дорогое на земле. Такого восторга как Вы мне не дает никто.)


* * *

Вчера после окончания вечера просила у Боброва командировку: к Ахматовой. Вокруг смеются. — «Господа, я Вам десять вечеров подряд буду читать бесплатно — и у меня всегда полный зал!» Эти три дня (без Вас) для меня Петербурга уже не существовало, да что — Петербурга… Эти дни — Октябрь и Перекоп. Вчерашний вечер — чудо: Стала облаком в славе лучей. На днях буду читать о Вас — в первый раз в жизни: питаю отвращение к докладам — но не могу уступить этой чести другому. Впрочем, всё, что я имею сказать — осанна! Не «доклад», а любовь.


То, что скажу, запишу и привезу Вам. Привезу Вам и Алю.


Кончаю — как Аля кончает письма к отцу:


Целую и низко кланяюсь.


МЦ.


* * *

Луна несет с собой пустыню.


* * *

Ночь — жертвенная, стихия совести. Стояние над могилой: мало любил!


* * *

Не надо работать над стихами, надо чтоб стих над тобой (в тебе!) работал.


* * *

Высокодышащая грудь земли.


* * *

Ветер потерь.


* * *

(Пласты Саула. Стих к Маяковскому — тот, что в Ремесле — очевидно в благодарность за Ахматову.)


* * *

Не обольстись личиною спокойной:

Я Ревность, зажигающая войны.


Не доверяй потупленной рабе:

Лишь в первый день служанка я тебе!


Еще              угождаю,

А уж родные шепчутся: чужая!


Уже звонят во все колокола —

А я еще очей не подняла!


А подняла —

Что не узнал троянскую проказу?


* * *

Если я на тебя смотрю, это не значит, что я тебя вижу!


(Я — всем.)


12-го русского сентября 1921 г.


* * *

Если я на тебя смотрю, это значит, что я тебя не вижу, — видела бы (доходило бы до сознания) — не смотрела бы. (1932 г.)


На людей я смотрю только глубоко задумавшись, т. е. ничего не видя: т. е. совершенно бессмысленно, безмысленно, именно как бык на новые ворота.


Ничего не видя, но всё-таки смутно отвращаясь как никогда не отвращаюсь от телеграфного столба или острия колокольни. Быстро отвращаясь (просыпаясь).


(1932 г.)


* * *

Аля: — Марина! Скажите мне какого-нб. художника, который рисовал каррикатуры.


Я, неуверенно: — Гойя?


— Марина, если бы Гойя прошел по этим улицам и видел озабоченность, с какой здесь везут тележку с пайком и беспечность, с какой везут гроб с покойником!


* * *

Революция уничтожила в русской орфографии