Мóлодцу:


Эта вещь написана вслух, не написана, а сказана, поэтому, думаю, будет неправильно (неправедно!) читать ее глазами.


Спойте вслед!


Что могла — указала ударениями, двоеточиями, тирэ (гениальное немецкое Gedankenstrich [157 - тире (нем.), букв.: черта (морщина) мысли.], та пропуск одного слова морщина между бровями, здесь легшая горизонталью).


Остальное предоставляю чутью и слуху читателя: абсолютному слуху абсолютного читателя.


* * *

Зная только одни августейшие беды, как любовь к нелюбящему, смерть матери, тоску по своему семилетию, — такое, зная только чистые беды: раны (не язвы!) — и всё это в прекрасном декоруме: сначала феодального дома, затем — эвксинского брега — не забыть хлыстовской Тарусы, точно нарочно данной отродясь, чтобы весь век ее во всем искать и нигде не находить — я до самого 1920 г. недоумевала: зачем героя непременно в подвал и героиню непременно с желтым билетом. Меня знобило от Достоевского. Его черноты жизни мне казались предвзятыми, отсутствие природы (сущей и на Сенной: и над Сенной в виде — неба: вездесущего!) не давало дышать. Дворники, углы, номера, яичные скорлупы, плевки — когда есть небо: для всех.


То же — toutes proportions gardées [158 - с учетом пропорций (фр.)] — я ощущала от стихов 18-летнего Эренбурга, за которые (присылку которых — присылал все книжки) — его даже не благодарила, ибо в каждом стихотворении — писсуары, весь Париж — сплошной писсуар: Париж набережных, каштанов, Римского Короля, одиночества, — Париж моего шестнадцатилетия.


То же — toutes proportions encore mieux gardées [159 - с еще большим учетом пропорций (фр.)] — ощущаю во всяком Союзе Поэтов, революционном или эмигрантском, где что ни стих — то нарыв, что ни четверостишие — то бочка с нечистотами: между нарывом и нужником. Эстетический подход? — ЭТИЧЕСКИЙ ОТСКОК.


* * *

У женщины — творчество всегда нарушенная норма. — А у мужчин, очевидно, обычное состояние?


* * *

Ж. Занд на Майорке, пиша свои многотомные — прекрасные — романы, учила детей, чинила и готовила.


Шопен просто сходил с ума.


* * *

Скифская страсть к бессмертью. (Мое — «отыграюсь!».)


* * *

Сон про Ахматову. (Волосы — лес — раздорожье.)


* * *

Сон про Блока. (Два шага по земле, третий — в воздух.)


* * *

Люди не требовательны, но я — требовательна. Потому так пишу (из жил).


Люди требовательны, но я — не требовательна. Потому так хожу (одеваюсь).


* * *

Я сню свои сны (волевое).


* * *

Снить, тьмить. Мра (смерть).


* * *

Мне сон не снится, я его сню.


* * *

Попытка главы десятой и последней — «Херувимская»


(Дай Бог!)


Рай проспишь


* * *

Вставай, барыня!

Рай проспишь!


* * *

Линия:


Слуга будит барыню.


Перед рассветом: голоса, голос — над барыней и над барином (спят врозь). Барыне голос: не езди, не сдавайся и — чем больше голос убеждает — тем она (обратное). («Сыном поплатишься» (Проклятьице). — Трижды.) — Над барином: Спьяну хвастал. Брось дворянскую спесь. (Слово.)


Слуга стучит к барыне:


— Вставай, барыня, —

Рай проспишь!

Сначала к барину: — Обедню проспишь. Царство проспишь. Барин: — Не поеду. Барыня: — Не поеду. Слуга — лицемерно — потакает (что дворянское слово — ветер носит!).


Линия голоса: не езди, не сдавайся, сыном ответишь, мужем ответишь. А уж коли — не гляди в левое окно, цельную обедню очи тупь. Дальше — не в моей власти. Был тебе
страница 71
Цветаева М.И.   Тетрадь первая