чтó есть Бог, что есть вселенная, что есть пол, что есть человек.


А другие говорят: — Я не знаю Бога, но я знаю молитву. Вселенная — мысль о ней мне чужда и неприятна, но звездное небо, огонь, сушу, ветер и воду, но осень, весну, зиму и лето, но утро, вечер, ночь и солнце — кто обвинит меня в том, что я не чувствую вселенной?


Я не знаю, что есть пол, но живу любовью. А на вопрос: что есть человек, они ответят — Я.


Которая из этих двух пород ближе к Богу?


* * *

Явно первая, а не вторая, а вторая — явно я (как первая — явно он. Таким и остался. Такой и осталась.)


Философ — и поэт. 1932 г.


* * *

Еще две строки С., тоже обо мне:


На руке ее кольца — много колец. Они будут, а ее уже не будет. Боже, как страшно!


* * *

Не забыть о Блоке: разгружал на Неве баржи, не говоря кто. — На скамейке — H. A. Коган — Как Вы думаете, я еще буду писать стихи?? На Воздвиженке: — Катька! — Долгая улыбка. — Может быть мне суждено умереть, чтобы ему воссиять. (О сыне.) Перламутровый крест с розами и икона. Макет Арлекина (Пьеро и Коломбина остались у Любовь Дмитриевны. Всё перечисленное — подарки сыну, видела глазами.) Вот откуда — Роза и Крест. Письма. Пушкинский росчерк. О сыне: — Если это для Вас важно — то и для меня важно. Всё зависит от Вас. — Если это будет сын, пожелаю ему одного: совести. — «Он был скуп на это» (автографы). Был на той войне добровольцем. На нынешней: — Освободите меня… Посмертная записка о Двенадцати. — Простите, что я не могу подать Вам руки (болела). Любящий сын: яичница и слезы (матери).


* * *

Аля — о Н. А. К. — Тело как кисея, любовь — как стена.


Снегурочка в последнюю минуту таяния.


* * *

Самозабвение: полнейшее самосознание при полнейшем забвении всего, что не ты: не то в тебе. — Другозабвение.


* * *

Женщины говорят о любви и молчат о любовниках, мужчины — обратно. (Мужчины этого слова и в рот не берут, как — снижающего: их мужской престиж бездушия.)


* * *

Похороненное на Кавказе монпансье.


* * *

Из малиновой певчей прорези

Ярохлещущий ледодых.


* * *

Доколе поэты — дотоле престолы.


* * *

Встреча с Н. А. К. — моей — из стихов к Блоку — Подругой.


* * *

Без стука — головка, потом всё тело. Всё тело — дымок.


— Здесь живет М. И. Ц.


(В дыму печки и махорки не разглядеть не только меня, но слона.)


До здорованья, до руки, так напрямик, что как бы пройдя сквозь стол, стоящий посреди комнаты и дороги, не останавливаемая ничем как взгляд:


— На этом портрете Александр Александрович не похож.


— На этом портрете Блок похож.


— Нет.


— Да.


Для пояснения: первое и единственное, что разглядела из двери: последнюю карточку Блока, в тетрадочный лист, просто приколотую кнопкой над обломком дивана, на котором сплю.


Впечатление тени, пригнанной Ревностью — лютейшей из всех: посмертной.


Здорованье: в руке — ничего.


* * *

Долго, сопротивляясь взлому, не говорю, что Блока — лично — не знала. Весь разговор из: (она) — Александр Александрович (я:) — Блок. Чувствую, что я неизмеримо богаче — и ближе. (Как много позже, в данном 1932 г. в разговоре с пушкинской внучкой: — до улыбки.)


Наконец, через какой-то срок, щадя как всегда — недоступную мне слабость, слабость, которой, со всей своей силой, в жизни — затерта ибо такие с Блоком, а не я — через пропуск одного слова пять минут моего уединенного торжества — сдаюсь.


— Я ведь Блока, лично, не