целой ночи или целой жизни.


(Я же не пропуск одного слова преступник?)


Такое можно рассказывать, когда есть уверенность, что другой знает, как ты его любишь.


После Вас — никого: лучше смерть.


* * *

Вы единственный кто попросил у меня всей меня, кто мне сказал: любовь — есть. Так Бог приходит в жизнь женщин.


* * *

Поверьте в меня.


* * *

Если бы Вы были со мной, Вы бы увидели, что я изменилась. Моя болезнь — это только Ваше отсутствие в моей живой жизни. Когда Вы уходите — я как призрак.


И все-таки я не была легкомысленной.


* * *

Я вернулась домой полумертвая. Ни Г., ни Минос, ни Апостол Павел не помогли. Постояв локтями на столе, — потом полежав на полу — не ставя вопросов, не пропуск одного слова собственных ответов, зная только одно: умереть! — я наконец прибегла к своему обычному лекарству: природе. Вышла на улицу и сразу — на теплые? крылья ветра, в поток фонарей... Ноги сами шли, я не ощущала тела. (Родзевич, я поняла: я одержима демонами!) Это было почти небытие, первая секунда души после смерти.


* * *

Этот рассказ. Что в нем было такого ужасного? Да то, что я, рассказывая, видела себя воочию, что вороша весь этот прах, ощущала его как пропуск одного слова — это была очная ставка с собой. И что я почувствовала? Отвращение.


Стена между нами росла с каждым моим словом. Ваше любованье им было мне ножом? в сердце, Вы становились его союзником, т. е. моим врагом, почти им. Каждая Ваша улыбка? говорила: «Поделом! Умейте отличать ценное от неценного». Это звучало как исповедь текущего часа, точно всё это случилось вчера. На меня сегодня вставало и шло всё мое прошлое, мое пропуск двух-трех слов прошлое, и оно уводило меня от Вас, вырывало меня у Вас, обращало мою любовь к Вам (святыню!) в эпизод. Вы, выслушав, не могли мне верить, я, рассказав, могла ли себе верить сама?


Это было отчаяние.


Вообще, после нашей встречи я перестала? ценить себя. Я завидую каждому встречному, всем простым, вижу себя игралищем каких-то слепых сил (демонов), я сама у себя под судом, мой суд строже Вашего, я себя не люблю, не щажу.


Вы — это моя совесть, говорящая мне прямо.


* * *

Ужасает меня (восхищает) непримиримость Вашей любви.


Ни кольца, ни посвящения, никакой памяти, мне это сегодня даже было больно. Или всё — или ничего. Не всё — так ничего. И это не фраза, это Ваша суть. ( — «Видите, я Вам открываю все карты!» — «А у меня совсем нет карт».) В таком отказе — царственность владения: из моего мне же даришь.


Вот за это — и за осенние листья в парке — и за молчание на улице —


* * *

Родзевич, я скажу Вам тайну, только не смейтесь (не бойтесь!) — я Elementargeist [9 - В немецкой народной демологии название группы дýхов, связанных с одной из четырех стихий (элементов) — землей, водой, воздухом или огнем.], у меня еще нет души (NB! это после всего-то! 1932 г.) душа (по всем сказкам) таким существам дается только через любовь.


* * *

Спала сегодня в Вашем халате. Я не надевала его с тех пор, но сегодня мне было так одиноко и отчаянно, что надела его, как частицу Вас.


* * *

Конец истории, оказалось, рассказала неверно. Я просто забыла (перепутала). Пришел он ко мне впервые непосредственно от той, оторвавшись от нее, случайно встретив меня в гостях, ушел он от меня — непосредственно к той, оторвавшись от меня, случайно встретив на улице, м. б. пожалев, м. б. просто повлечась. Потом — его письмо и исповедь, и