К этим двадцати годам следовало бы как-то подтянуться. Возможно, что я неуместно всё это говорю, но такова у меня внутренняя потребность — сказать, что в нашей области что-то неладно.

Следует как-то вооружиться, следует взяться за широкую работу, за большие работы. Надо организоваться. Если тяжело работать индивидуально, единолично, так давайте организуем группу, давайте разберём весь этот материал двадцатилетней работы, огромной работы, мировой работы. Давайте попробуем работать группами, коллективами. Времени осталось немного — двадцать два месяца. Я предложил бы подумать в этом направлении, поговорить просто, дружески, открыто.

Я кончил. (Бурные аплодисменты, все встают.)



Наша литература — влиятельнейшая литература в мире


Речь на втором пленуме Правления Союза советских писателей 7 марта 1935 года

(Появление М. Горького делегаты приветствуют стоя продолжительной овацией)

Если сосчитать всё время, которое тратится на аплодисменты, то получится страшно много времени. (Смех.)

Я думаю, товарищи, вы не потребуете от меня детального и подробного изложения всего, что здесь было сказано, ибо это совершенно невозможно. У меня было слишком мало времени для того, чтобы прочитать все эти очень обстоятельные речи, сделать из них определённые выводы и осветить сказанное на пленуме так, как оно того достойно. Я передам вкратце только впечатление, которое у меня получилось от чтения стенограмм.

Впечатление таково, что, пожалуй, слишком преобладали вопросы профессионального характера над вопросами, так сказать, общего идеологического, социально-политического значения.

В вопросах профессионального характера, там, например, где речь шла о тематике, недостаточно ярко выступала необходимость расширения и углубления тематики.

Видите ли, в чём дело, товарищи? Вот у нас был и есть древний русский крестьянин, воспитанный веками в совершенно определённой обстановке, которая к XX столетию оставила его человеком XVI–XVII столетия. Этот крестьянин, тем не менее, в краткий срок, в семнадцать лет, сделал фантастический прыжок в XX столетие, к социализму. Естественно, что кулак, «мироед», ростовщик, лавочник должен был оказать всякое сопротивление в каких-то особенно сильных формах, формах трагических. Он и оказывал это сопротивление именно так.

У нас, в нашей литературе, это не проскользнуло. Не удалось нам отобразить людей этой кулацкой психики в одном типе, в крупном образе. Возьмите, например, их способы борьбы. Вы, конечно, знаете их, но, мне кажется, очень многое ускользнуло от вашего внимания.

Когда, например, кулаки зарывали в землю хлеб, то некоторые из них заметили, что от этого обильно разводятся мыши. Мышь — очень хороший вредитель. Мышь стоит любой стране очень много, а нашей стране — страшно много. Она истребляет хлеба на большие десятки миллионов рублей.

Аргументация врага сильнее нашей, писателей. Мы не отметили этого в драмах и рассказах с должной силой. Мы аргументируем идеями, а они аргументируют делом.

Машины, входя в обиход сельского хозяйства, пугают птиц. Кулак это очень хорошо учёл и говорит: «Чёрт с ними, с этими машинами, добра от них не будет. Птичек насекомоядных распугали — насекомых разведётся больше, — всё равно вред будет!»

Даже и эту мелочь сумели учесть!

Я всё время вращаюсь в сфере профессиональной, как оно и следует. И вот я должен сказать, что эта тема — «кулак» — не дана, не дан враг в его настоящем виде.

Затем, этот враг пережил некоторую эволюцию — от убийства своих