преступление. Отмечая характерные формы и явления европейской жизни внешне, поверхностно, авторы включают в эту жизнь свои московские, вятские, херсонские впечатления. Враги революционного пролетариата везде одинаковы в основном их качестве, но всё же каждый из них имеет нечто характерное, своё, так же как микробы: одни отравляют туберкулёзным ядом, другие вызывают гнойное отравление, весьма родственное фашизму.

Рассказ «Прогулка». Где-то необходимо строить кирпичный завод, но существует убеждение, что поблизости глины нет. Однако старый краевед находит её и очень просто: он давно знал, что глина есть. Рассказ — пустоват и неприятен чрезмерно тесным и фельетонным сближением с современностью. Например, «Огоньку» нос утрём». «Огонёк» — журнальчик плохой и пожирает массу бумаги, которую можно бы употребить с большей пользой для читателя. «Огонек» следует закрыть или соединить его с «Прожектором», сделать из двух плохих журналов один хороший. «Нос утирать» «Огоньку» — не следует в рассказе, претендующем на художественность. И не следует допускать в таком рассказе остроумности, вроде следующей: «У дяди Кости был один серьёзный порок — поэтическая деятельность».

Меня удивляет: почему люди в наши дни берутся за такие ничтожные темы? Почему не взяться за более близкое и более трудное, интересное? Взять, например, свой собственный день и рассказать о нём, о его наполнении жизнью. Человек проснулся, посмотрел в окошко, что-то увидел, — что же из этого последовало, какие явились мысли? Вот он куда-то пошёл, — что видел на дороге, с кем встретился, о чём говорил? Что вообще дал ему день, чем обогатил его? Какой итог дню жизни подвёл человек, засыпая? Нужно знать, какие струны его души были наиболее задеты в истекший день и почему именно эти струны, а не другие.

Может быть, он сам себя ограбил. Может быть, повернулся случайно или намеренно боком к явлению, которое ему ценнее, чем явление, которое он оттолкнул?

Такие вещи, несмотря на мелочность, дают автору немедленный отчёт о степени ёмкости его вместилища впечатлений.

Я рекомендую не интеллигентский «самоанализ», «самоугрызение», а проверку техники автора наблюдать, изучать действительность, рекомендую самовоспитание.

Я не натуралист, я стою за то, чтобы литература поднималась над действительностью, чтобы она смотрела немножко сверху вниз на неё, потому что задача литературы заключается не только в отражении действительности. Мало изобразить сущее, необходимо помнить о желаемом и возможном. Необходима типизация явлений. Брать надо мелкое, но характерное, и сделать большое и типичное — вот задача литературы. Если вы возьмёте крупные произведения хотя бы только XIX века, то увидите, что литература к этому стремилась и этого отлично достигла у больших людей, как, например, Бальзак, которого часто называют, но плохо знают.

Наше словесное искусство всем занимается, и если человек хочет написать рассказ о краеведе, который живёт в Богородске Московской губернии, то краеведа нужно написать так, чтобы он в общем был такой же, какой живёт в Мурманске, Астрахани, Тамбове и других местах.

Дальше «Извозчик с проспекта Тиберия Гракха». Тут у автора — «дышала рыхлая весна». Рыхлый снег, рыхлое тело — я понимаю, но весна с таким эпитетом не понятна мне. По-моему, это не годится. Всё начало рассказа написано с напряжёнными поисками образности и метких слов, как, например: «Рушился ноздрястый, как подмоченный рафинад, снег», «Малинин самый великовозрастный житель Калуги…» Здесь рост смешан с