так…

Богомолов. Жена говорит про меня, что я хладнокровный болтун, — это верно, вы знаете? У меня в мозгу неустанно во все стороны двигаются какие-то колёсики. (Показ[ывает] руками.) И так, и так, и эдак. Я люблю думать обо всех людях, о судьбе каждого, мне хочется для всех чего-то хорошего… каждому по желанию его и — больше желания. Вероятно, я мог бы изменить жене, если б это понадобилось для кого-то другого, — если б я почувствовал, что могу дать счастье человеку.

Верочка. Вы сами — счастливы?

Богомолов. Да. (Подумав, решительно кив[ает] головой.) Да. Я очень люблю всё — всю жизнь. И людей, конечно. Люди кажутся мне детями, даже когда у них седые бороды. В сущности, все они удивительно интересны. Неинтерес[ных] людей нет.

Верочка(негромко, грубовато). Вы знаете, что здесь вас считают каким-то блаженным?

Богомолов. Это — везде! Везде. Вы посмотрите, как относятся ко мне рабочие: я, очевидно, кажусь им ребёнком. «Сергеич, говорят они, ты не беспокойся, мы тебя не обидим, — всё будет хорошо!» Они положительно боятся обидеть меня. Это — трогательно.

Верочка. Я знаю людей, которые не боятся этого.

Богомолов. О, конечно, есть и такие. Мы все очень небрежно относимся друг к другу. Мы совершенно не умеем любоваться человеком, а — что на земле значительнее его, прекраснее, что более сложно и загадочно, чем он?

Верочка. Боже мой, боже!

Богомолов. Что с вами?

Верочка. Ничего… Не обращайте внимания. (Вдруг с неожиданной силой, страстно.) Послушайте, вы — я не понимаю вас… Я восхищаюсь вашими словами, но — мне жалко вас до тоски, до отчаяния. Как можете вы — такой ясный, добрый и мягкий, — как вы можете быть слепым? Вы говорите, что человеком надо любоваться, — вы не смеете не видеть, как унижают вас…

Богомолов(усм[ехаясь]). Меня? Кто?

Верочка. Все! Жан — издевается над вами, мой дядя — ах господи! — он же хочет отбить у вас Ольгу Борисовну, — неужели вы не видите этого?

Богомолов. Чудак!

Верочка. Ольга Борисовна, — я нехорошо делаю, говоря это, — но ведь все видят её отношения с Ладыгиным.

Богомолов(ласково). Довольно, Верочка. Есть вещи, которые не надо видеть, — вы понимаете? То, чего вы не видите, — не существует. Нас мучает то, что мы слишком пристально рассматриваем.

Верочка. Но — поймите! — вы не смеете, не имеете права позволять, чтобы вас унижали.

Богомолов. А если я не чувствую унижения…

Верочка. Тогда вы действительно…

Богомолов. Дурак?

Верочка. О, господи… нет, это невозможно… это — кошмар… (Вскочила, быстро идёт прочь.)

Богомолов(пожим[ает] плечами, бормочет). Психологическая девушка… (Пьёт крюшон, морщится.) Яд… азотная кислота какая-то… (Вытирает рот платком.) Да.

Жан(из кустов, рожа сияет, едва удерживается от смеха). Яков Сергеич, дорогой… (Смеётся.)…с кем вы беседуете?

Богомолов. Сейчас здесь Вера Павловна была.

Жан. Слышал её голос…

Богомолов. Философствует девица, знаете.

Жан(смеясь). Это она… философствует?

Богомолов. И я тоже, конечно…

Жан. Ах вы… дорогой мой! Давайте глотнём за идеализм…

Богомолов. Я уже глотнул и, кажется, сжёг себе пищевод…

Жан. Ну, я один! Сейчас наши приедут, лодка уже у берега.

Богомолов. На море, вероятно, сыро.

Жан. Даже реки обладают этим недостатком, не говоря о болотах.

Богомолов(смеётся). Остроумны вы…

Жан. А Ладыгин неутомим, демонстрируя дамам свои мускулы.

Богомолов. Человеку свойственно хвастаться лучшим, что есть у него.

Жан. Браво!

Букеев(медленно идёт). Жан, — ужинать надо здесь,