у него много, но говорят люди его романов отлично, напряжённо и всегда от себя. Нельзя смешать речь Дмитрия Карамазова с речами Ивана и Алексея Карамазовых.

Когда в его книге появляется излюбленный автором пьяница, вы чувствуете, что этот человек может говорить только таким языком, какой дан ему Достоевским.

Достоевский вначале шёл за Гоголем, а потом попал в кружок к петрашевцам, где читали книги социалистов-утопистов. Затем попал под арест, на площадь, и дальше — каторга. Он очень обиделся на всё это.

Петрашевский кружок — это был «живой дом» его жизни. Если бы не случилась история с каторгой, он, вероятно, был бы не таким, каким стал после того, как пожил в «мёртвом доме» — на каторге. У него явилось чувство мстительное по отношению ко всем социалистам-радикалам, и это чувство им было выражено по возвращении его с каторги в основном произведении — «Записки из подполья», где даны в зародыше идеи всех последующих его произведений, романов.

Будучи человеком очень впечатлительным, живя среди уголовных преступников, он почувствовал особенный интерес к психологии преступника, и большинство его романов построено именно на этой психологии. Вообще большинство его философских идей тоже нам чуждо, потому что с господом богом мы как будто уже рассчитались, я думаю, всерьёз и навсегда, мы стали гораздо умнее богов, гораздо больше знаем. Так что в этом отношении Достоевский нам не интересен, почерпнуть у него нечего, и психологически нельзя, чтобы человек рабочего класса взял идею государственности по Достоевскому: это невозможная вещь, это органическое противоречие.

У Толстого можно научиться тому, что я считаю одним из крупнейших достоинств художественного творчества, — это пластике, изумительной рельефности изображения.

Когда его читаешь, то получается — я не преувеличиваю, говорю о личном впечатлении — получается ощущение как бы физического бытия его героев, до такой степени ловко у него выточен образ; он как будто стоит перед вами, вот так и хочется пальцем тронуть.

Вот это мастерство. У него, например, одна страница из повести «Хаджи Мурат» — страница изумительная. Очень трудно передать движение в пространстве словами. Хаджи Мурат со своими нукерами — адъютантами — едет по ущелью. Над ущельем — небо, как река. В небе звёзды. Звёзды перемещаются в голубой реке по отношению к изгибу ущелья. И этим самым он передал, что люди действительно едут.

Затем мягкости языка, его точности можно поучиться у Чехова: короткая фраза, совершенно отсутствуют вводные предложения. Этого он всегда избегал с огромным уменьем.

Бунин — очень хороший стилист. У него все рассказы написаны так, как будто он делает рисунки пером. Бунин очень удобен для очерка сухой точностью своего языка. Он хорошо знает орловскую природу. Все крупные писатели хорошо знали только Тульскую, Орловскую и Калужскую губернии, так как они почти все оттуда.

Сейчас появляется настоящая литература: есть сибирские писатели, уральские и другие. У нас ещё будет областная литература, кроме нацменьшинств. Например, третий том «Тихого Дона» Шолохова — это уже областная литература. Он пишет как казак, влюблённый в Дон, в казацкий быт, в природу. Так же восторженно описывают и сибиряки свою Сибирь.

Вопрос. Я вот, например, пишу о жизни молодёжи, комсомола. У комсомола очень много непосредственно специфических, комсомольских, молодёжных слов. Когда их употребляешь, начинают критики ругать, говорят: зачем они?

Горький. Конечно, наиболее характерные слова, которые вошли в