жизни.

Область, в которой это равнодушие заявляет о себе с неоспоримой очевидностью, — европейская буржуазная литература. Вполне понятно, почему она не может изображать рабочего — героем, но почему бы ей не изобразить другого героя — мрачную, озлобленную фигуру её хозяина и владыки — буржуазного банкира, взорванного кризисом капитализма, издыхающего под тяжестью золота, накопленного им, готового возненавидеть машины и всю вообще технику, которая обогатила его?

Или фигуру интеллигента, который, наблюдая и сознавая неизлечимость болезни капитализма, неизбежность всемирного катастрофического столкновения капитала и труда, продолжает, насилуя свою совесть и разум свой, служить больному разбойнику? Или фигуру женщины, для которой семья как «основа государства» потеряла свою притягательную силу, — сластолюбивой женщины, анархизированной бесстыдством буржуазной жизни и, в свою очередь, анархизирующей всё вокруг неё?

Жизнь непрерывно создаёт множество новых тем для трагических романов и для больших драм и трагикомедий, жизнь требует нового Бальзака, но приходит Марсель Пруст и вполголоса рассказывает длиннейший, скучный сон человека без плоти и крови, — человека, который живёт вне действительности.

В Союзе Советов литературное движение имеет массовый характер. За работу воплощения идей в образы, за дело типизации фактов и помощи росту культурного самосознания людей труда берутся сотни прозаиков и поэтов — выдвиженцев рабочего класса. Характеризуя работу их в целом, можно сказать, что она накануне создания «большого искусства», но покамест развивается гораздо больше вширь, чем вглубь.

Литература пролетариата всех племён Союза Социалистических Советов ставит перед собою крайне трудную задачу — создать приёмами реализма эпическое искусство, в котором отразился бы со всей возможною силою слова и полнотою героизм рабочего класса, строителя нового общества, — героизм индустриального вооружения страны и борьбы против всех и всяческих пережитков прошлого, которое особенно глубоко и крепко вросло в русскую деревню.

Лучшие, наиболее талантливые работники литературы пролетариата правильно понимают, что эпос реалистичен и что реализм отнюдь не стесняет воображения.

Речь идёт, разумеется, не о том, чтоб создавать такие монументы словесного творчества, как, например, «Калевала», «Эдда», «Песнь о Нибелунгах», но здесь уместно напомнить, что эти и подобные монументы созданы, отлиты из материала устного, коллективного творчества. Место этого материала в советской действительности занимает литературное сырьё, о котором говорилось выше. Не преувеличивая его качества, нужно всё-таки оценить значение его количества, а оно говорит о стремлении многих тысяч людей к творчеству поэзии и прозы. Это процесс небывалый в истории человечества, в таком объёме и с такой силой он не наблюдался в прошлом.

Эстеты скажут: «Лучше мало, но хорошо, чем — много и плохо». Но эстеты не только равнодушны к проявлению массовой воли в области искусства, эта воля враждебна им, а потому оценки эстетов остаются вне смысла новой истории.

Само собою разумеется, что советская литература создаёт свою эстетику на основах эпического героизма трудовых процессов и основах классовой борьбы, а после победы в этой борьбе — основанием эстетики послужит борьба с природой.

Обилие талантов, выдвигаемых массой во все области труда и творчества, изумляет и радует. Но на пути нормального роста талантов и развития их в глубину встаёт необходимость отражения, изображения текущей