что живу в эпоху, когда люди «с ярко выраженной классовой волей» проходят передо мною как авантюристы, подобные Гуго Стиннесу, Крейгеру, Детердингу, Гитлеру и Пуанкаре, Гуверу и Тардье, Бенешу и Черчиллю, доволен и тем, что дети таких гениев ещё хуже, слабоумнее и слабосильней детей капиталистов XIX века. Может быть, эти люди бездетны? Тем лучше.

Некоторые домашние философы мещанства утверждают, что «объективизм — это правда». Допустимо, что, как многие, я отношусь к «правде» неправильно, недостаточно философски. Это, может быть, слишком субъективное отношение к правде является результатом личного и очень близкого знакомства с нею. Дело в том, что ещё в детстве меня, как многих, несколько оглушил отчаянный и тоже очень субъективный крик Клеща из пьесы «На дне»: «Какая правда? Где правда? Жить нечем — вот правда!» Затем на протяжении нескольких десятков лет крик этот звучал всё более громко, более отчаянно, и премудрые утешения лукавых старичков не могли заглушить его. Ленин и его товарищи организовали людей, социально родственных Клещу, — но не таких истериков, каков он, — в партию, которая превосходно разрушает хаос всех древних правд, созданных и утверждаемых мещанами, идолопоклонниками капитализма. Но Клещ всё ещё живёт и орёт. Он достаточно сильно потерпел от старой правды, он изнасилован ею и отравлен силою её до мозга костей. Новой правды он не чувствует и не понимает, хотя эта очень простая и крепкая правда создаётся волею его класса и даже при участии его силы, но не освещённой классовым сознанием. Он хочет, чтоб большевики устроили для него завтра же самую лучшую и лёгкую жизнь, он считает себя вполне достойным такой жизни. Вот он пишет мне 5 мая:



«Растущие корпуса и гиганты моей головы не кружат; о, как Днепрострой меня, например, восхищает, хотя тоже головы не кружит, ничего чрезвычайного я в нём не вижу.»


Не видит он многого, но не только потому, что сам слеп, а и потому, что мы не умеем с достаточной ясностью показать людям, подобным ему, всё, что делается в огромной нашей стране, и рассказать, для чего, для кого делается всё это. Вовсе не нужно, чтоб голова кружилась, требуется, чтоб она работала. Людей его типа — ещё не мало, и они не в силах понять, с какой фантастической быстротою, и не без их участия в деле, разорённая, нищая, безграмотная страна становится богатой, грамотной, сильной и независимой от жадности капиталистов. Человек, у которого голова «не кружится» и не работает, подписавший письмо ко мне псевдонимом «Альфа», сочинив четырнадцать страниц малограмотной чепухи, между прочим высказал и главное, что побудило его сочинить чепуху. Это главное таково: «Государство не должно заниматься ни торговлей, ни промышленностью как владелец или участник».

Этому человеку и подобным ему, конечно, весьма понравятся литературные образы хозяев, фабрикантов и помещиков, людей «с ярко выраженной классовой волей и моралью». Я думаю, что в симпатии к людям такого типа не разубедит его и хорошая книга Зомбарта «Буржуа», — книга, которую у нас плохо знают, хотя она заслуживает, чтоб её знали хорошо.


Мне говорят: «Безволие и бессилие одних в сочетании с хищным оскалом зубов других — таков полный портрет буржуазной молодёжи. Литература оставила в тени вторую группу, посвятив основное своё внимание первой».

Это совершенно верно, и на это указано в моём предисловии к изданию «Истории молодого человека XIX столетия». Цель издания этой «Истории» — показать нашей молодёжи, как однообразно разыгрывалась буржуазной