«уют», накопленный годами труда. Люди его типа не отказываются от уюта так легко, как об этом рассказал Ильенков.

О положительном значении романа Ильенкова я не буду говорить, повторю только, что автор — человек, несомненно, талантливый. Но совершенно необходимо, чтоб он относился к работе своей более серьёзно, вдумчиво, не форсил «образностью», не искажал языка. На мой взгляд, роман Ильенкова чрезмерно расхвален группой литераторов во главе с А.С. Серафимовичем, и можно опасаться, что эта чрезмерная похвала не принесёт пользы автору «Ведущей оси». Эта словесная ось построена из хорошего материала, но — недостаточно хорошо, и потому она компрометирует материал.

Здесь уместно будет отметить очень вредное явление, нередкое у нас. Молодой человек написал книгу, доброжелательные его товарищи, прочитав эту книгу недостаточно внимательно, усердно и громко хвалят, кричат: «Ах, как талантлив!» Окрылённый хвалою автор загибает хвост на спину, ходит по земле львом и, считая, что «всё, что мог, он уже совершил», ничему не учится, жаждет дальнейших опьянений похвалами. Но его недели три возносят, а затем вдруг и сбросят с высоты, на которую неожиданно подняли. Обычно он не вдумывается, за что его вознесли, и не понимает, за что свергли. Ошеломлённый, обиженный до исступления, он пишет кому-нибудь отчаянные письма, в которых его мелкое самолюбие обнаруживает его социальную и литературную малограмотность, а также его неспособность понять глубочайшее значение литературной работы в нашей стране, в наших условиях. Часто бывает, что автора поднимают и сбрасывают по соображениям узко групповых интересов, не имеющих почти ничего общего с прямой, культурно-революционной линией литературы. Это очень плохо и, как всё плохое, совершенно не нужно. Авторов, несправедливо возвеличенных и затем низвергнутых, у нас накопилось уже немало, и многие из них «отравляют атмосферу» визгом и скрипом оскорблённых самолюбий.

Полемизируя с Анри Пулайлем, Гехенно заявил: «Если вы не можете писать хорошо, — не пишите вовсе». Это, разумеется, слишком строго сказано, и сказано человеком, которому не ясны, а может быть, и совершенно чужды революционный смысл и культурная цель пролетарской литературы. Совет, в котором нуждается пролетарский литератор, звучит иначе: товарищ, вы обязаны учиться и научиться писать книги прекрасно, это — ваш долг пред вашим классом! Советский день, судя по советской прессе, судя по письмам рабочих-ударников, по работе изобретателей, по неисчислимой массе очевидных, реальных фактов строительства нового мира, — советский день громогласно, на весь мир поёт о гигантской, героической, талантливой работе вашего класса, поёт о человеке-герое, которого рождает коллективный героизм класса. Эта грандиозная работа, этот герой всё ещё не отражается в литературе, не находит в ней достойного изображения. Если изобразить героя эпохи в освещении, которое он заслужил, вам мешают приёмы реализма, ищите других приёмов, вырабатывайте их. Факт — ещё не вся правда, он — только сырьё, из которого следует выплавить, извлечь настоящую правду искусства. Нельзя жарить курицу вместе с перьями, а преклонение пред фактом ведёт именно к тому, что у нас смешивают случайное и несущественное с коренным и типическим. Нужно научиться выщипывать несущественное оперение факта, нужно уметь извлекать из факта смысл. Неглупый рабочий Андрюшкин видит, что ребёнок «тащит в рот свиной кал», было бы естественно, если б, придя домой, он, рабочий, сказал бездельнице жене своей: «Дурёха, займись