хозяйка, в испуге, вбежала к нему.

– К вам гость! – сказала она.

– Кто же: Тарантьев или Алексеев?

– Нет, нет, тот, что обедал в ильин день.

– Штольц? – в тревоге говорил Обломов, озираясь кругом, куда бы уйти. – Боже! Что он скажет, как увидит… Скажите, что я уехал! – торопливо прибавил он и ушел к хозяйке в комнату.

Анисья кстати подоспела навстречу гостю. Агафья Матвеевна успела передать ей приказание. Штольц поверил, только удивился, как это Обломова не было дома.

– Ну, скажи, что я через два часа приду, обедать буду! – сказал он и пошел поблизости, в публичный сад.

– Обедать будет! – с испугом передавала Анисья.

– Обедать будет! – повторила в страхе Агафья Матвеевна Обломову.

– Надо другой обед изготовить, – решил он помолчав.

Она обратила на него взгляд, полный ужаса. У ней оставался всего полтинник, а до первого числа, когда-братец выдает деньги, осталось еще десять дней. В долг никто не дает.

– Не успеем, Илья Ильич, – робко заметила она, – пусть покушает, что есть…

– Не ест он этого, Агафья Матвеевна: ухи терпеть не может, даже стерляжьей не ест; баранины тоже в рот не берет.

– Языка можно в колбасной взять! – вдруг, как будто по вдохновению, сказала она, – тут близко.

– Это хорошо, это можно: да велите зелени какой-нибудь, бобов свежих…

– Бобы восемь гривен фунт! – пошевелилось у ней в горле, но на язык не сошло.

– Хорошо, я сделаю… – сказала она, решившись заменить бобы капустой.

– Сыру швейцарского велите фунт взять! – командовал он, не зная о средствах Агафьи Матвеевны, – и больше ничего! Я извинюсь, скажу, что не ждали… Да если б можно бульон какой-нибудь.

Она было ушла.

– А вина? – вдруг вспомнил он.

Она отвечала новым взглядом ужаса.

– Надо послать за лафитом, – хладнокровно заключил он.




VI

Через два часа пришел Штольц.

– Что с тобой? Как ты переменился, обрюзг, бледен! Ты здоров? – спросил Штольц.

– Плохо здоровье, Андрей, – говорил Обломов, обнимая его, – левая нога что-то все немеет.

– Как у тебя здесь гадко! – сказал, оглядываясь, Штольц. – Что это ты не бросишь этого халата? Смотри, весь в заплатах!

– Привычка, Андрей; жаль расстаться.

– А одеяло, а занавески… – начал Штольц, – тоже привычка? Жаль переменить эти тряпки? Помилуй, неужели ты можешь спать на этой постели? Да что с тобой?

Штольц пристально посмотрел на Обломова, потом опять на занавески, на постель.

– Ничего, – говорил смущенный Обломов, – ты знаешь, я всегда был не очень рачителен о своей комнате… Давай лучше обедать. Эй, Захар! Накрывай скорей на стол… Ну, что ты, надолго ли? Откуда?

– Узнай, что я и откуда? – спросил Штольц. – До тебя ведь здесь не доходят вести из живого мира?

Обломов с любопытством смотрел на него и дожидался, что он скажет.

– Что Ольга? – спросил он.

– А, не забыл! Я думал, что ты забудешь, – сказал Штольц.

– Нет, Андрей, разве ее можно забыть? Это значит забыть, что я когда-то жил, был в раю… А теперь вот!.. – Он вздохнул. – Но где же она?

– В своей деревне, хозяйничает.

– С теткой? – спросил Обломов.

– И с мужем.

– Она замужем? – вдруг, вытаращив глаза, произнес Обломов.

– Чего ж ты испугался? Не воспоминания ли?.. – тихо, почти нежно прибавил Штольц.

– Ах, нет, бог с тобой! – оправдывался Обломов, приходя в себя. – Я не испугался, но удивился; не знаю, почему это поразило меня. Давно ли? Счастлива ли? скажи, ради бога. Я чувствую, что ты снял с меня большую тяжесть! Хотя ты уверял меня, что она простила,