сказывал, что у вас лошади будут.

– Врет Михей Андреич! – с досадой сказал Обломов. – Дайте мне контракт!

– Вот-с, копию-извольте получить, а контракт принадлежит сестре, – мягко отозвался Иван Матвеевич, взяв контракт в руку. – Сверх того, за огород и продовольствие из оного капустой, репой и прочими овощами, считая на одно лицо, – читал Иван Матвеевич, – примерно двести пятьдесят рублей…

И он хотел щелкнуть на счетах.

– Какой огород? Какая капуста? Я и знать не знаю, что вы! – почти грозно возражал Обломов.

– Вот-с, в контракте: Михей Андреич сказали, что вы с тем нанимаете.

– Что же это такое, что вы без меня моим столом распоряжаетесь? Я не хочу ни капусты, ни репы… – говорил Обломов вставая.

Иван Матвеевич встал со стула.

– Помилуйте, как можно без вас: вот подпись есть! – возразил он.

И опять толстый палец трясся на подписи, и вся бумага тряслась в его руке.

– Сколько всего считаете вы? – нетерпеливо спросил Обломов.

– Еще за окраску потолка и дверей, за переделку окон в кухне, за новые пробои к дверям – сто пятьдесят четыре рубля двадцать восемь копеек ассигнациями.

– Как, и это на мой счет? – с изумлением спросил Обломов. – Это всегда на счет хозяина делается. Кто же переезжает в неотделанную квартиру?..

– Вот-с, в контракте сказано, что на ваш счет, – сказал Иван Матвеевич, издали показывая пальцем в бумаге, где это сказано. – Тысячу триста пятьдесят четыре рубля двадцать восемь копеек ассигнациями всего-с! – кротко заключил он, спрятав обе руки с контрактом назади.

– Да где я возьму? У меня нет денег! – возразил Обломов, ходя по комнате. – Нужно мне очень вашей репы да капусты!

– Как угодно-с! – тихо прибавил Иван Матвеевич. – Да не беспокойтесь: вам здесь будет удобно, – прибавил он. – А деньги… сестра подождет.

– Нельзя мне, нельзя по обстоятельствам! Слышите?

– Слушаю-с. Как угодно, – послушно отвечал Иван Матвеевич, отступив на шаг.

– Хорошо, я подумаю и постараюсь передать квартиру! – сказал Обломов, кивнув чиновнику головой.

– Трудно-с; а впрочем, как угодно! – заключил Иван Матвеевич и, троекратно поклонясь, вышел вон.

Обломов вынул бумажник и счел деньги: всего триста пять рублей. Он обомлел.

«Куда ж я дел деньги? – с изумлением, почти с ужасом спросил самого себя Обломов. – В начале лета из деревни прислали тысячу двести рублей, а теперь всего триста!»

Он начал считать, припоминать все траты и мог припомнить только двести пятьдесят рублей.

– Куда ж это вышли деньги? – говорил он.

– Захар, Захар!

– Чего изволите?

– Куда это у нас все деньги вышли? Ведь денег-то нет у нас! – спросил он.

Захар начал шарить в карманах, вынул полтинник, гривенник и положил на стол.

– Вот, забыл отдать, от перевозки осталось, – сказал он.

– Что ты мне мелочь-то суешь? Ты скажи, куда восемьсот рублей делись?

– Почем я знаю? Разве я знаю, куда вы тратите? Что вы там извозчикам за коляски платите?

– Да, вот на экипаж много вышло, – вспомнил Обломов, глядя на Захара. – Ты не помнишь ли, сколько мы на даче отдали извозчику?

– Где помнить? – отозвался Захар. – Один раз вы велели мне тридцать рублей отдать, так я и помню.

– Что бы тебе записывать? – упрекнул его Обломов. – Худо быть безграмотным!

– Прожил век и без грамоты, слава богу, не хуже других! – возразил Захар, глядя в сторону.

«Правду говорит Штольц, что надо завести школу в деревне!» – подумал Обломов.

– Вон у Ильинских был грамотный-то, сказывали люди, – продолжал Захар, – да серебро