что?
— Мириться хотите.
Удивились Кузьмичи.
— Как это вы догадались?
А Лукичи ухмыляются, говорят:
— Да ведь мы сами — тоже за этим! Уж больно дорого война стоит.
— Вот это самое!
— Хоть вы и жулики, однако давайте жить мирно, а?
— Хоша вы тоже — воры, но мы согласны!
— Давайте жить по-братски, ей-богу — дешевле будет!
— Идёт!
Радостно стало всем, пляшут, скачут, точно бесноватые, костры развели, девиц друг у друга умыкают, коней крадут и кричат друг другу, обнимаясь:
— Братцы, милые, хорошо-то как, а? Хотя вы и… так сказать…
А Кузьмичи в ответ:
— Родимые! Все мы — одна душа и едино суть. Хоша вы, конечно, и того… ну — ладно!
С той поры живут Кузьмичи с Лукичами тихо, мирно, военное дело вовсе забросили и грабят друг друга легонько, по-штатски.
Ну, а купечество, как всегда, живёт по закону божию…
XIV
Лежит смиренно упрямый человек Ванька под поветью, наработался, навозился — отдыхает. Прибежал к нему боярин, орёт:
— Ванька, вставай!
— А для чё?
— Айда Москву спасать!
— А чего она?
— Поляк обижает!
— Ишь, пострел…
Пошёл Ванька, спасает, а бес Болотников кричит ему:
— Дурова голова, чего ты на бояр даром силу тратишь, подумай!
— Я думать не привычен, за меня святые отцы-монахи больно хорошо думают, — сказал Ванька.
Спас Москву, пришёл домой, глядит — повети нет.
Вздохнул:
— Эки воры!
Лёг на правый бок для хороших снов, пролежал двести лет, вдруг — бурмистр бежит:
— Ванька, вставай!
— Чего оно?
— Айда Россию спасать!
— А кто её?
— Бонапарат о двенадцати языках!
— Ишь его как… анафема!
Пошёл, спасает, а бес Бонапарат нашёптывает ему:
— Чего ты, Ваня, на господ стараешься, пора бы те, Ванюшка, из крепостной неволи выйти!
— Сами выпустят, — сказал Ванька.
Спас Россию, воротился домой, глядит — на избе крыши нет.
Вздохнул:
— Эки псы, всё грабят!
Пошёл к барину, спрашивает:
— А что, за спасение России ничего не будет мне?
А барин его спрашивает:
— Хошь — выпорю?
— Нет, не надо! Спасибо.
Ещё сто лет поработал да проспал; сны видел хорошие, а жрать нечего. Есть деньги — пьёт, нет денег — думает:
«Эхма, хорошо бы выпить!..»
Прибежал стражник, орёт:
— Ванька, вставай!
— Ещё чего?
— Айда Европу спасать!
— Чего она?
— Немец обижает!
— И что они беспокоятся, тот да этот? Жили бы…
Пошёл, начал спасать — тут ему немец ногу оторвал. Воротился Ванька на одной ноге, глядь — избы нет, ребятишки с голоду подохли, на жене сосед воду возит.
— Ну и дела-а! — удивился Ванька, поднял руку, затылок почесать, а головы-то у него и нету!
XV
В славном городе Мямлине жил-был человечек Микешка, жил не умеючи, в грязи, в нищете и захудании; вокруг него мерзостей потоки текут, измывается над ним всякая нечистая сила, а он, бездельник, находясь в состоянии упрямой нерешительности, не чешется, не моется, диким волосом обрастает и жалуется ко господу:
— Господи, господи! И до чего же я скверно живу, до чего грязно! Даже свиньи — и те надо мной смеются. Забыл ты меня, господи!
Нажалуется, наплачется досыта, ляжет спать и — мечтает:
«Хоть бы нечистая сила маленькую какую-нибудь реформишку дала мне смиренства и убожества моего ради! Помыться бы мне, почиститься…»
А нечистая сила ещё больше издевается над ним, исполнение всех естественных законов отложила впредь до прихода «лучших времён» и ежедневно действует по Микешке краткими циркулярами в таком роде:
«Молчать. А виновные в
— Мириться хотите.
Удивились Кузьмичи.
— Как это вы догадались?
А Лукичи ухмыляются, говорят:
— Да ведь мы сами — тоже за этим! Уж больно дорого война стоит.
— Вот это самое!
— Хоть вы и жулики, однако давайте жить мирно, а?
— Хоша вы тоже — воры, но мы согласны!
— Давайте жить по-братски, ей-богу — дешевле будет!
— Идёт!
Радостно стало всем, пляшут, скачут, точно бесноватые, костры развели, девиц друг у друга умыкают, коней крадут и кричат друг другу, обнимаясь:
— Братцы, милые, хорошо-то как, а? Хотя вы и… так сказать…
А Кузьмичи в ответ:
— Родимые! Все мы — одна душа и едино суть. Хоша вы, конечно, и того… ну — ладно!
С той поры живут Кузьмичи с Лукичами тихо, мирно, военное дело вовсе забросили и грабят друг друга легонько, по-штатски.
Ну, а купечество, как всегда, живёт по закону божию…
XIV
Лежит смиренно упрямый человек Ванька под поветью, наработался, навозился — отдыхает. Прибежал к нему боярин, орёт:
— Ванька, вставай!
— А для чё?
— Айда Москву спасать!
— А чего она?
— Поляк обижает!
— Ишь, пострел…
Пошёл Ванька, спасает, а бес Болотников кричит ему:
— Дурова голова, чего ты на бояр даром силу тратишь, подумай!
— Я думать не привычен, за меня святые отцы-монахи больно хорошо думают, — сказал Ванька.
Спас Москву, пришёл домой, глядит — повети нет.
Вздохнул:
— Эки воры!
Лёг на правый бок для хороших снов, пролежал двести лет, вдруг — бурмистр бежит:
— Ванька, вставай!
— Чего оно?
— Айда Россию спасать!
— А кто её?
— Бонапарат о двенадцати языках!
— Ишь его как… анафема!
Пошёл, спасает, а бес Бонапарат нашёптывает ему:
— Чего ты, Ваня, на господ стараешься, пора бы те, Ванюшка, из крепостной неволи выйти!
— Сами выпустят, — сказал Ванька.
Спас Россию, воротился домой, глядит — на избе крыши нет.
Вздохнул:
— Эки псы, всё грабят!
Пошёл к барину, спрашивает:
— А что, за спасение России ничего не будет мне?
А барин его спрашивает:
— Хошь — выпорю?
— Нет, не надо! Спасибо.
Ещё сто лет поработал да проспал; сны видел хорошие, а жрать нечего. Есть деньги — пьёт, нет денег — думает:
«Эхма, хорошо бы выпить!..»
Прибежал стражник, орёт:
— Ванька, вставай!
— Ещё чего?
— Айда Европу спасать!
— Чего она?
— Немец обижает!
— И что они беспокоятся, тот да этот? Жили бы…
Пошёл, начал спасать — тут ему немец ногу оторвал. Воротился Ванька на одной ноге, глядь — избы нет, ребятишки с голоду подохли, на жене сосед воду возит.
— Ну и дела-а! — удивился Ванька, поднял руку, затылок почесать, а головы-то у него и нету!
XV
В славном городе Мямлине жил-был человечек Микешка, жил не умеючи, в грязи, в нищете и захудании; вокруг него мерзостей потоки текут, измывается над ним всякая нечистая сила, а он, бездельник, находясь в состоянии упрямой нерешительности, не чешется, не моется, диким волосом обрастает и жалуется ко господу:
— Господи, господи! И до чего же я скверно живу, до чего грязно! Даже свиньи — и те надо мной смеются. Забыл ты меня, господи!
Нажалуется, наплачется досыта, ляжет спать и — мечтает:
«Хоть бы нечистая сила маленькую какую-нибудь реформишку дала мне смиренства и убожества моего ради! Помыться бы мне, почиститься…»
А нечистая сила ещё больше издевается над ним, исполнение всех естественных законов отложила впредь до прихода «лучших времён» и ежедневно действует по Микешке краткими циркулярами в таком роде:
«Молчать. А виновные в
страница 233
Горький М. Том 10. Сказки, рассказы, очерки 1910-1917
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206
- 207
- 208
- 209
- 210
- 211
- 212
- 213
- 214
- 215
- 216
- 217
- 218
- 219
- 220
- 221
- 222
- 223
- 224
- 225
- 226
- 227
- 228
- 229
- 230
- 231
- 232
- 233
- 234
- 235
- 236
- 237
- 238
- 239
- 240
- 241
- 242
- 243