умру, — сказал Макар.

— Что?

— Вы врёте…

— Закройте его, сиделка…

Они все пошли прочь, тогда Макар схватил со столика драхмовую [30 - включающую в себя одну дозу лекарства — Ред.] бутылку хлорал-гидрата [31 - средство для наркоза, снотворное — Ред.] и начал жадно пить из неё, на него бросились, вырвали бутылку, облили лицо, он бился и кричал:

— А что, а что? Ага-а…

И снова поплыл среди странных картин.

Потом бред оставил его, и он сразу почувствовал себя в обстановке отвратительной, среди людей, никогда не виданных им и до изумления, до испуга непонятных ему.

Рядом с ним медленно умирал от Брайтовой болезни [32 - гломерулонефрит, болезнь почек — Ред.] синий человек, черноусый, с длинным носом и мёртвыми тёмными глазами, он всё вздыхал:

— Господи, не попусти…

По другую сторону лежал, готовясь к операции, широкорожий учитель; непрерывно щупая толстыми пальцами раковую опухоль на щеке, он по нескольку раз в день спрашивал Макара:

— Вы отчего застрелились?

Но, быстро забыв ответ, снова спрашивал, глядя в потолок мутными глазами:

— Вы отчего…

Макар отвечал разно: от скуки, чтобы избежать надоедливых людей, от угрызений совести, — учитель спокойно выслушивал все ответы и говорил мерно, скучно:

— У вас ещё бред.

— Подите к чёрту, — предлагал Макар.

Учитель крестился, вздыхая:

— Господи — помилуй! Какой вы грубый и невоспитанный человек. Я, может быть, во время операции умру под ножом, а вы… Ну — почему не сказать просто и правду? О боже!

Кроме этих двух, в палате жили ещё четверо безносых людей, ожидая, когда им сделают ринопластические носы; трое из них ходили с перевязками поперёк лица, а у одного над ямой, где был нос, уже торчали стропила из золотой проволоки. Все они были здоровые ребята и казались Макару похожими друг на друга, точно братья; они играли в карты, пили водку, заедая её сухим чаем; по ночам, лёжа на койках, спокойные, точно свиньи, они говорили о женщинах, сообщая друг другу чудовищные анекдоты, и хихикали, фыркали, хрюкали.

На другую же ночь, после того как он пришёл в себя, Макар сказал им невежливо:

— Эй, вы, господа, перестаньте говорить пакости…

Он ждал, что безносые станут спорить, ругаться, но они покорно замолчали, и это очень удивило его. А утром все четверо один за другим подошли к его койке и стали удивительно глупо и скучно издеваться над ним, говоря однообразно гнусавыми голосами и однообразно хихикая:

— Ты что же, сударь, ты зачем же выздоравливаешь, ась?

— Решимшись на смерть, а теперь попятно?

— Р-ретир-руешься, младой чавэк, э?

— Поелику — что начато, то должно быть и кончено…

Сначала Макар рассердился, стал ругаться — это их обрадовало до того, что один, упёршись руками в колени, согнулся и в яростном возбуждении стал травить его, как собаку: сжал зубы, покраснел весь и, шлёпая губами, зашипел:

— Взы-ы, взы…

А товарищи посильно помогали ему.

Это вызвало у Макара какое-то тупое изумление: он смотрел на них и всё более убеждался, что все четверо, несмотря на разные лица, странно похожи друг на друга.

— Что вы делаете? — спросил он.

Один из них, более лысый, чем другие, поглядел на него, прищурив слезящиеся, красные глаза, и сказал товарищам:

— Ну его, идёмте… Конечно — сумасшедший…

И все ушли в коридор, причём в двери один обернулся, чтобы показать Макару толстый сизый язык.

После Макар узнал, что двое из них — чиновники, один — офицер, а четвёртый — псаломщик, и почему-то почувствовал к этим людям брезгливую