молодой нации, у молодого класса ощущение своей силы, ещё не израсходованной на практические опыты социального переустройства. Именно об этом юном идеализме говорил Карл Каутский в своей статье «Русский и американский рабочий», этот идеализм я и считаю силой, которая толкает сотни единиц к духовному общению с родной им массой, к попыткам литературного творчества.

Запас этой силы изумительно велик. Мы видим, как быстро он приподнял и сплотил пролетариат, недавно ещё подавленный, разгромленный, брошенный интеллигенцией, которая частью истреблена тюрьмой и ссылкой, частью же, изменив интересам пролетариата, пошла на службу буржуазии и ныне безуспешно пытается создать на потребу её идеологию, которая оправдывала бы отношение буржуазии к демократии.

Бодрые силы пролетариата, возрастая количественно, становятся и качеством своим всё более культурными; мы уже можем сказать, что, несмотря на ужасные условия жизни русского рабочего, он постепенно создаёт свою интеллигенцию, выделяя часть своей физической энергии, — претворяет её в энергию психическую, духовную. Вот откуда истекает всё возрастающее среди рабочих стремление к писательству, к литературе. И мне кажется, что пролетарская масса должна всеми средствами, доступными ей, поддерживать тех товарищей, которые, обнаруживая способность к литературной работе, стремятся вооружить себя необходимыми для этой работы знаниями.

Литератор должен знать всё или по крайней мере возможно больше. Он должен уметь выбрать из хаоса впечатлений, из пестрой путаницы чувств объективное, общезначимое, типичное, должен уметь отбросить в сторону узко личное, субъективное как неустойчивое, постоянно изменяющееся и скоропреходящее бесследно. Если он сумеет сделать первое, он создаст произведение художественное и социально важное; если он не сможет сделать второго, он напишет анекдот, лишённый социально-воспитательного значения. Всякое искусство — сознательно и бессознательно — ставит себе целью разбудить в человеке те или иные чувства, воспитать в нём то или иное отношение к данному явлению жизни, — эту же цель вполне сознательно ставят пред собою сторонники так называемого «свободного искусства для искусства» — люди наиболее тенденциозные, несмотря на их отрицательное и враждебное отношение к тенденциям социальным.

Работа литератора крайне трудна: писать рассказы о людях не значит просто «рассказывать», это значит — рисовать людей словами, как рисуют их кистью или карандашом. Необходимо найти наиболее устойчивые черты характера в данном человеке, необходимо понять наиболее глубокий смысл его действий и писать об этом настолько точными, яркими словами, чтобы со страниц книги из-за чёрных её строк, из-за сети слов читатель видел живое лицо человека, чтоб связь чувств и действий героя рассказа казалась ему неоспоримой. Нужно, чтоб читатель чувствовал: всё, прочитанное им, именно так и было, иначе быть не могло.

Настоящее искусство возникает там, где между читателем и автором образуется сердечное доверие друг к другу. Дело писателя — излить в мир, на люди, всё, чем переполнено вместилище его впечатлений, называемое душою. И когда писатель «от души», как перед лучшим своим другом, говорит о радостях и горе нашей жизни, о дурном и хорошем, смешном и подлом её — он будет понят, будет признан читателем за друга своего.

Думаю, что сказанное достаточно ясно рисует трудность литературного дела, достаточно определённо указывает, как много нужно знать писателю, как много нужно ему думать.

Может быть, вам,