тоже рабочий, начинающий писатель:



«Конечно, вы-то правы, самокритика, как она у нас развивается, — корм для свиней и [для] негодяев радость. Очень плохо, что рабочий класс выбрасывает сор из своей избы на враждебную ему улицу. В силу рабочего класса я, конечно, верю, но ведь ясно же, что он обессиливает себя, открывая перед врагами свои язвы.»


Из Нижнего:



«Я третий год рабкор, вижу, что не всё у нас ладно, и надо работать честно, товарищески. Ну, напишешь заметку в газету, так переделают, что стыдно читать. А на заводе ребята сердятся: «Ты что же, говорят, наврал: разве так было?»


А вот пишет «кандидат в партию»:



«Как прикинешь разумом, сколько пред нами дела, да поглядишь на всю эту склоку в газетах, травлю, ерундищу — руки опускаются. Много в этом молодого самолюбьишка и задора, бестолочи много.»


Пишут и более резкие отзывы о действительности, пишут немало преувеличенно мрачного, но на всё это обижаться вам, товарищи, не следует, это ведь тоже самокритика.


Самокритика, обращённая рабочим классом на самого себя, — дело серьёзнейшее и необходимое — это неоспоримо. Но в то же время самокритика должна быть критикой, обращённой каждым рабочим на самого себя. Многие рабкоры, увлекаясь профессией критиков, забывают о том, что и самих себя надобно критиковать так же беспощадно, как они критикуют других. Профессия часто делает человека кривым: тот глаз, которым он смотрит на товарищей, — острый, зоркий глаз, а другой, которым критик на себя смотрит, — почти или совсем слепой. Это — обычное явление, его давным-давно отметила пословица: «В своём глазу соломинку не видишь, а в чужом соломинка — бревно».

Вот я, товарищи, старый и, казалось бы, опытный критик действительности, а тоже нередко ошибаюсь, преувеличивая чужие ошибки. Вы ошибаетесь чаще меня. Такие ошибки, разумеется, понятны: искренно и жарко хочется, чтобы всё шло гладко, хорошо, «без сучка, без задоринки», и, когда видишь сучок да задоринку, — чувствуешь раздражающую боль.

Но, товарищи, вам не надо забывать, что ведь вы не чужих людей критикуете, а своих, людей вашего класса, каких ещё нигде нет, каких рабочий класс Европы ещё не создал. Там, в Европе, Либкнехты погибли, а среди социалистов остались строители броненосцев, защитники интересов буржуазии, там рабочим классом командуют люди, которых у нас именуют предателями рабочего класса.

У нас хозяйствует в большинстве старый партиец, подпольщик, человек, который работал для освобождения рабочего класса, годами воспитывался в тюрьмах, в сибирской ссылке, в каторге. Это — человек испытанной и непоколебимой верности своему классу, он вполне заслужил право на уважение к нему, и необходимо очень внимательно ценить его работу.

Как бы и что бы ни говорили и ни писали вы — работа хорошая, достойная высокой оценки. Этих рабочих, ныне директоров заводов и фабрик, заведующих шоссейными дорогами, транспортом, «хозяйственников», строящих без денег огромные промышленные и торговые предприятия, я знал молодыми ребятами, когда они только что начинали внюхиваться в революционную литературу и понимать, что «дело освобождения рабочих — есть дело самих рабочих». Видел я их в 1917-21 годах, когда они с винтовками в руках делали это своё и ваше великое дело. Знаю, как их мучили, пытали, уничтожали вожди белых банд, как пороли их шомполами, как, обвязав черепа верёвкой, закручивали верёвку до того, что лопался черепной шов, как привязывали к буферам тендера и влачили по рельсам, разрывая на куски. Эти люди