знаю, но вы, вероятно, знаете это лучше меня, знаете лучше обо всех тех достижениях, которые имеются за это время во всех областях и в области мне наиболее близкой — в области искусства. Создать за десять лет такую литературу, которая имеется сейчас, — этого никогда не было, и каждый год выдвигает всё новых и новых людей во всех областях.

Я вижу и изобретателей, я вижу и певцов. Вот приехал ко мне певец, его и жгли белые, его калёным железом штамповали, а он поёт, и, говорят, лучше Шаляпина. Вот пожалуйте. Таких фактов — без числа. Семнадцатилетний мальчишка послан учиться… мужиков заставил признать себя вождём. Всё это действует совершенно оглушительно. Вам, может быть, это и не видать, вы вращаетесь в своей среде, более или менее в ограниченном круге. А я человек, который немножко смотрит сверху, хотя я вовсе не верхогляд и поле зрения [у меня] немножко шире.

И почему, товарищи, иногда бывает горько читать в газетах, когда вы в газетах друг друга слишком резко, слишком задорно и беспощадно царапаете. (Смех.)

Товарищи, не надо. Надо как-нибудь подружелюбнее делать, надо помягче. Каждый из вас — нужный человек. Каждый из вас — хороший работник. Если бы каждый из вас не был хорошим работником, то вы не сделали того, что вы сделали. Это несомненно. Я не знаю, но надо как-то лучше подходить.

Вот вы находите возможность относиться ко мне хорошо, а почему вы относитесь друг к другу хуже? (Смех.) Это не смешной вопрос, это естественный вопрос. Что из того, что я написал двадцать книг? Литература есть такой же труд, как всякий другой труд. Хороший труд, но ведь производство хирургических инструментов [тоже] очень хорошее [дело] и очень трудная штука. В чём тут дело? Нет, относиться друг к другу надо мягче.

Вам нужно иметь перед собой какое-то зеркало, вам нужно иметь перед собой то, глядя на что вы лучше могли бы видеть, что вами сделано, что вами делается и что вы должны сделать. И не в одной области, а во всех областях. Вы должны создать орган, который всегда смог бы охватить, что делается во всех областях каждой данной точки нашей страны. Что делается в музыке, в прядильном деле — и всюду, в науке и т. д., — одним словом, всюду.

Видите ли, несомненно, что случилось какое-то удивительное совпадение. Несомненно, что одна из величайших, единственно великих идей — идея коммунизма — упала на какую-то чрезвычайно плодотворную почву. Очевидно, [что] при тех условиях, в которых вы жили, в такой короткий срок объять и поднять столь великую тягу, которую поднял рабочий класс, — это можно только при какой-то удивительной талантливости.

Вообще хочется чего? Я там жил вдали от России, слушал, читал газеты, книги, письма, я воображал себе, правда, смутное представление было о том, что есть сейчас в России. А вот теперь это представление ясное. Я уже поговорил со многими, многих видел, ко многому присмотрелся. Это — другой народ. Это — не тот народ. Это не тот народ, который я знал, не тот, о котором я писал, — другой. Этот народ должен и может создать своих писателей и создаст. Он должен и может сделать всё, что он хочет, он сделает.

Дорогие товарищи, на Красной площади лежит Владимир Ильич Ленин. Здесь сидит коллективный Ленин. Этот Ленин должен как-то углубиться, он должен создать много Лениных, таких огромных, таких великих, таких настоящих, массовых, громадных Лениных. Должен создать, — вот что я вам скажу, товарищи.

И вот то, что вы должны создать и что вы можете создать, — это должно заставить вас относиться друг к другу