спрашивает:

— Куда он?

— Говорить о забастовке, на фабрику.

Идут; Сомов вынимает из кармана горсть орехов, угощает Соню, любезничает с нею, она смеётся.


Трактир. Туркин налил рюмку водки, встал, показывает рюмку в окно, пьёт.

— За ваше здоровье, Вера!

Садится, снова наливает водки.


Берегом реки идёт нищий, старик с котомкой на спине, с палкой в руке.


Двор фабрики, заваленный бочками, ящиками, ржавым железом, частями машин. Группа рабочих, человек пятнадцать, среди них кузнец Сомов, Морозов говорит речь, подходит Соколов.


Берег реки. Бобров, с топором в руке, насвистывая, осматривает дно лодки. Мимо него проходит странник, кланяется. Бобров кивнул ему головою, наклонился над лодкой. Вдруг выпрямился и смотрит вслед страннику, что-то припоминая.


Из трактира через площадь идёт Туркин, пьяный. На крыльце лавки стоит Вера. Туркин снял шляпу, кланяется ей, пошатнулся.

— Здравствуйте, Верочка! Погубили вы меня, а?

Вера, брезгливо взглянув на него, ушла в лавку.


На площадь выбегают из улицы подростки, рабочие с фабрики кричат:

— Забастовка!


Спешно идёт Бобров с топором в руке.


Морозов в лавке, покупает продукты; Вера кокетничает с ним; озабоченный, рассеянный, он не замечает этого, уходит. Вера стучит кулаком по прилавку, шепчет в отчаянии и озлоблении:

— Не нравлюсь…


Морозов идёт площадью, встречу ему — Туркин, остановился, рычит:

— Р-рр.

Недоумевая, Морозов смотрит на него:

— Что?

Туркин, пошатываясь, размахивает руками, оскалил зубы, рычит:

— Арестант. Ненавижу.

Морозов отстранил его рукою, идёт. Вера из двери лавки видит эту сцену.


Сад. Забор. У забора стоят, глядя в щель, Бобров и Анфиса. Бобров, мягко улыбаясь:

— Трудно тебе? Боишься за сына?

Анфиса. Что делать? Дети хотят жить лучше, чем жили мы.


Под кустами на берегу реки сидит странник, чертит палкой на песке. Около него падает ком земли, он вскочил, оглянулся.


Бобров, держа в руке ком земли, спрашивает Анфису:

— Он?

— Он. Глаза — его… А это кто идёт?


Идёт молодой Сомов, из кустов высунулась палка, коснулась его ноги, Сомов, вздрогнув, остановился, видит бородатое лицо странника, ругается, грозит кулаком. Странник улыбается:

— Не узнал?

Сомов испуганно оглядывается.

— Я думал, ты не придёшь.

Странник, усмехаясь, говорит:

— Я уж давно здесь любуюсь вами, черти.


Площадь заполнена рабочими. Женщины недовольны забастовкой, ссорятся с мужьями. Соколов, как всегда, весёлый, уговаривает недовольных, его слушают внимательно. Морозов, стоя на чём-то, выше людей, говорит речь. С крыльца лавки им любуется Вера. Идёт стороною, осторожно, полицейский Медников.


В улице, выходящей на площадь, Соню остановил Туркин, растрёпанный, без шляпы; держит Соню за руку и, дирижируя другою рукой, поёт ей песню. На глазах его слёзы, он смешон и жалок. Соня вырывается от него, смеясь.


На площади. Бобров и Анфиса торопливо, озабоченно разговаривают с Соколовым. Он слушает их нахмурясь. Мимо бежит Петя, Соколов остановил его, говорит:

— Устрой сейчас же прогулку в лодках, пригласи Сомова-сына, приезжайте к лесному оврагу, — знаешь куда? Живо!

Петя убегает. Соколов и Бобров хотят идти, Анфиса удерживает Соколова:

— Что ты хочешь делать?

— Всё, что следует, мамаша.

Поспешно уходит.


Медленно идёт Анфиса, остановилась, крестится; шепчет:

— Господи, не дай одолеть врагам правды!

У неё слёзы на глазах.


Внутри обгоревшей постройки, в углу, молодой