а Савелий неистово застучал в доску.

Райский почти не спал целую ночь и на другой день явился в кабинет бабушки с сухими и горячими глазами. День был ясный. Все собрались к чаю. Вера весело поздоровалась с ним. Он лихорадочно пожал ей руку и пристально поглядел ей в глаза. Она — ничего, ясна и покойна.

— Как ты кокетливо одета сегодня! — сказал он.

— Вы находите простенькую палевую блузу кокетливой?

— А пунцовая лента, а прическа с длинной, небрежно брошенной прядью волос на плечо, а пояс с этим изящным бантом, ботинки, прошитые пунцовым шелком! У тебя бездна вкуса, Вера, я восхищаюсь!

— Очень рада, что нравлюсь вам; только вы как-то странно восхищаетесь. Скажите, отчего?

— Хорошо, скажу: пойдем гулять.

— Когда?

— В десять часов.

Она быстро и подозрительно взглянула на него. Он заметил этот взгляд.

«Напрасно я сказал так определительно — “в десять часов”, — подумал он, — надо бы было сказать “часов в десять”… Она догадалась…»

— Хорошо, пойдемте! — согласилась она, подумавши, — теперь еще рано, нет десяти часов.

Она села в угол и молчала, избегая его взглядов и не отвечая на вопросы. В исходе десятого она взяла рабочую корзинку, зонтик и сделала ему знак идти за собой.

Они шли молча по аллее от дома, свернули в другую, прошли сад, наконец, остановились у обрыва. Тут была лавка. Они сели.

— Вера! — начал он, едва превозмогая смущение, — я нечаянно, кажется, узнал часть твоего секрета…

— Да, кажется! — холодно сказала она, — вчера вы подслушали мои слова…

— Нечаянно, клянусь тебе честью…

— Верю, — перебила она, взглянув на него мельком, — ну, что же?

— Ничего… Итак… ты любишь кого-то! Сомнения исчезли и… Но кто же он?

— Не скажу, не спрашивайте! — сухо сказала она.

Он вздохнул.

— Сам знаю, что глупо спрашивать, а хочется знать. Кажется, я бы… Ах, Вера, Вера, — кто же даст тебе больше счастья, нежели я? Почему же ты ему веришь, а мне нет? Ты меня судила так холодно, так строго: а кто тебе сказал, что тот, кого ты любишь, даст тебе счастья больше, нежели на полгода? Почему ты веришь?..

— Потому что люблю!

— Любишь! — с жалостью сказал он. — Боже мой, какой счастливец! И чем он заплатит тебе за громадность счастья, которое ты даешь? Ты любишь, друг мой, будь осторожна: кому ты веришь?..

— Пока еще самой себе…

— Кого ты любишь?

— Кого?.. — повторила она, глядя на него пристально бесцветным, загадочным, «русалочным» взглядом. — Да вас…

У него захватило было дух.

Внизу в роще раздался в это время выстрел.

Она быстро встала со скамьи.

— А это что: это… он? — спросил Райский, меняясь в лице.

— Мне пора — десять часов! — сказала она, видимо встревоженная, стараясь не глядеть на Райского.

Она подошла к обрыву, он ступил шаг за ней. Она сделала ему знак рукой, чтоб он остался.

— Что значит этот выстрел? — спросил он с испугом.

— Меня зовет…

— Кто?

— Автор синего письма… Ни шагу за мной! — шепнула она ему сильно, — если не хотите, чтоб я…

— Вера!

— Ни шагу — никогда! — повторила она, спускаясь с обрыва, — или я оставлю дом навсегда!

Она скользнула в кусты.

— Вера, Вера! Берегись! — кричал он в отчаянии и стал слушать.

Он слышал только, как раза два под ее торопливыми шагами затрещали сухие ветки, потом настала тишина.

— Боже мой! — в отчаянной зависти вскрикнул он. — Кто он, кто этот счастливец?..

«“Люблю вас!” говорит она. Меня! Что, если правда… А выстрел? — шептал он в ужасе, — а автор синего письма? Что за тайна! кто