значительно трудней.

1926

МАРКСИЗМ - ОРУЖИЕ,

ОГНЕСТРЕЛЬНЫЙ МЕТОД. ПРИМЕНЯЙ УМЕЮЧИ

МЕТОД ЭТОТ!

Штыками

двух столетий стык закрепляет

рабочая рать. А некоторые

употребляют штык, чтоб им

в зубах ковырять. Все хорошо:

поэт поет, критик

занимается критикой. У стихотворца

корытце свое, у критика

свое корытико. Но есть

не имеющие ничего,

окромя красивого почерка. А лезут

в книгу,

хваля

и громя из пушки

критического очерка. А чтоб

имелось

научное лицо у этого

вздора злопыханного всегда

на столе

покрытый пыльцой неразрезанный том

Плеханова. Зазубрит фразу

(ишь, ребятье!) и ходит за ней,

как за няней. Бытье

а у этого - еда и питье определяет сознание. Перелистывая

авторов

на букву "эл", фамилию

Лермонтова

встретя, критик выясняет,

что он ел на первое

и что - на третье. - Шампанское пил?

Выпивал, допустим. Налет буржуазный густ. А его

любовь

к маринованной капусте доказывает

помещичий вкус. В Лермонтове, например,

чтоб далеко не идти, смысла

не больше,

чем огурцов в акации. Целые

хоры

небесных светил, и ни слова

об электрификации. Но,

очищая ядро

от фразерских корок, бобы

от шелухи лиризма, признаю,

что Лермонтов

близок и дорог как первый

обличитель либерализма. Массам ясно,

как ни хитри, что, милюковски юля, светила

у Лермонтова

ходят без ветрил, а некоторые

и без руля. Но так ли

разрабатывать

важнейшую из тем? Индивидуализмом пичкать? Демоны в ад,

а духи

в эдем? А где, я вас спрашиваю, смычка? Довольно

этих

божественных легенд! Любою строчкой вырванной Лермонтов

доказывает,

что он

интеллигент, к тому же

деклассированный! То ли дело

наш Степа - забыл,

к сожалению,

фамилию и отчество,у него

в стихах

Коминтерна топот... Вот это

настоящее творчество! Степа

кирпич

какого-то здания, не ему

разговаривать вкось и вкривь. Степа

творит,

не затемняя сознания, без волокиты аллитераций

и рифм. У Степы

незнание

точек и запятых заменяет

инстинктивный

массовый разум, потому что

батрачка

мамаша их, а папаша

рабочий и крестьянин сразу.В результате

вещь

ясней помидора обволакивается

туманом сизым, и эти

горы

нехитрого вздора некоторые

называют марксизмом. Не говорят

о веревке

в журнале повешенного, не изменить

шаблона прилежного. Лежнев зарадуется

"он про Вешнева". Вешнев

- "он про Лежнева".

19 апреля 1926 г.

ЧЕТЫРЕХЭТАЖНАЯ ХАЛТУРА

В центре мира

стоит Гиз оправдывает штаты служебный раж. Чтоб книгу

народ

зубами грыз, наворачивается

миллионный тираж. Лицо

тысячеглазого треста

блестит электричеством ровным. Вшивают

в Маркса

Аверченковы листы, выписывают гонорары Цицеронам. Готово.

А зав

упрется назавтра в заглавие,

как в забор дышлом. Воедино

сброшировано

12 авторов! - Как же это, родимые, вышло??Темь

подвалов

тиражом беля, залегает знание

и лишь бегает

по книжным штабелям жирная провинциалка

мышь. А читатели

сидят

в своей уездной яме, иностранным упиваются,

мозги щадя. В Африки

вослед за Бенуями улетают

на своих жилплощадях. Званье

- "пролетарские"

нося как эполеты, без ошибок

с Пушкина

списав про весны, выступают

пролетарские поэты, развернув

рулоны строф поверстных. Чем