говорил, что надо ждать шансу, стал рассчитывать какие-то цифры... бабушка ничего не понимала. Он беспрерывно обращался ко мне, чтоб я переводил; тыкал пальцем в стол, указывал; наконец схватил карандаш и начал было высчитывать на бумажке. Бабушка потеряла наконец терпение.
-- Ну, пошел, пошел! Всё вздор мелешь! "Madame, madame", а сам и дела-то не понимает; пошел!
-- Mais, madame, -- защебетал Де-Грие и снова начал толкать и показывать. Очень уж его разбирало.
-- Ну, поставь раз, как он говорит, -- приказала мне бабушка, -- посмотрим: может, и в самом деле выйдет.
Де-Грие хотел только отвлечь ее от больших кушей: он предлагал ставить на числа, поодиночке и в совокупности. Я поставил, по его указанию, по фридрихсдору на ряд нечетных чисел в первых двенадцати и по пяти фридрихсдоров на группы чисел от двенадцати до восемнадцати и от восемнадцати до двадцати четырех: всего поставили шестнадцать фридрихсдоров.
Колесо завертелось. "Zéro", -- крикнул крупер. Мы всё проиграли.
-- Эдакой болван! -- крикнула бабушка, обращаясь к Де-Грие. -- Эдакой ты мерзкий французишка! Ведь посоветует же изверг! Пошел, пошел! Ничего не понимает, а туда же суется!
Страшно обиженный Де-Грие пожал плечами, презрительно посмотрел на бабушку и отошел. Ему уж самому стало стыдно, что связался; слишком уж не утерпел.
Через час, как мы ни бились, -- всё проиграли.
-- Домой! -- крикнула бабушка.
Она не промолвила ни слова до самой аллеи. В аллее, и уже подъезжая к отелю, у ней начали вырываться восклицания:
-- Экая дура! экая дурында! Старая ты, старая дурында!
Только что въехали в квартиру:
-- Чаю мне! -- закричала бабушка, -- и сейчас собираться! Едем!
-- Куда, матушка, ехать изволите? -- начала было Марфа.
-- А тебе какое дело? Знай сверчок свой шесток! Потапыч, собирай всё, всю поклажу. Едем назад, в Москву! Я пятнадцать тысяч целковых профершпилила!
-- Пятнадцать тысяч, матушка! Боже ты мой! -- крикнул было Потапыч, умилительно всплеснув руками, вероятно, предполагая услужиться.
-- Ну, ну, дурак! Начал еще хныкать! Молчи! Собираться! Счет, скорее, скорей!
-- Ближайший поезд отправится в девять с половиною часов, бабушка, -- доложил я, чтоб остановить ее фурор.
-- А теперь сколько?
-- Половина восьмого.
-- Экая досада! Ну всё равно! Алексей Иванович, денег у меня ни копейки. Вот тебе еще два билета, сбегай туда, разменяй мне и эти. А то не с чем и ехать.
Я отправился. Через полчаса возвратившись в отель, я застал всех наших у бабушки. Узнав, что бабушка уезжает совсем в Москву, они были поражены, кажется, еще больше, чем ее проигрышем. Положим, отъездом спасалось ее состояние, но зато что же теперь станется с генералом? Кто заплатит Де-Грие? Mademoiselle Blanche, разумеется, ждать не будет, пока помрет бабушка, и, наверное, улизнет теперь с князьком или с кем-нибудь другим. Они стояли перед нею, утешали ее и уговаривали. Полины опять не было. Бабушка неистово кричала на них.
-- Отвяжитесь, черти! Вам что за дело? Чего эта козлиная борода ко мне лезет, -- кричала она на Де-Грие, -- а тебе, пигалица, чего надо? -- обратилась она к mademoiselle Blanche. -- Чего юлишь?
-- Diantre! 1 -- прошептала mademoiselle Blanche, бешено сверкнув глазами, но вдруг захохотала и вышла.
-- Elle vivra cent ans! 2 -- крикнула она, выходя из дверей, генералу.

1 Черт возьми! (франц.).
2 Она сто лет проживет! (франц.).

-- А, так ты на мою смерть рассчитываешь? -- завопила