обеих. Единственным ключом, размыкающим ту и другую, может быть лозунг «memento vivere».[128 - «Помни о жизни» (лат.).] Размыкая, встречаешься повсюду с тенью торжества, равно лежащей на «венках — дарах царевны», на черном «как дым» плаще, на безвыходной замкнутости «L'ennui de vivre»,[129 - «Скука жизни» (франц.).] на исторических мечтах о льве св. Марка и Наполеоне, на «балладах», на разгуле «фабричных песен». Эта торжественная печать служения сказывается кратко в формуле:

Горе, кто обменит
На венок — венец.

Горе, кто забудет,
Что они — цари!

Незабвенность служения великому делу поэзии — прерогатива истинного поэта:

Мы плывем, как аргонавты,
Душу вверив кораблю.
Все мы в деле: у кормила,
Там, где парус, где весло,
Пыль пучины окропила
Наше влажное чело.

Для того чтобы охарактеризовать разнообразие брюсовской музы — от высшего порыва до высшего созерцания — нам приходится указать лишь вскользь на некоторую часть стихотворений. В целом они не поддаются поверхностному синтезу.

Отдел «Предчувствий» наполнен постоянной мечтой об «исходе»:

Пусть много гимнов не допето,
И не исчерпано блаженств,
Но чую блеск иного света,
Возможность новых совершенств!


* * *

Меня зовет к безвестным высям
В горах поющая весна,
А эта груда женских писем
И не жива, и холодна!

В отделе «Исканий» «дума» поэта стремится из цепей воспоминания сквозь сумрак окружающих тайн, искушений, громад, воздвигнутых на мировых распутьях («Париж», «Италия») — через «долину слез», «чье имя как печаль», на «горный кряж веселости и смеха» — к торжеству над самим собой — опять к тому же роднику кипучей жизни и труда.

Трудно обозначить границы остальных отделов, но они чувствуются постоянно. Пройдя широкой полосой, воды стихов каждого отдела как будто сгущаются и, падая в узкий пролив, затихая или вспеняясь, выносят то к берегу, то в широкое море, где глаз еле различит очертания далеких мачт.

Останавливаться на отделах «литературных» в узком смысле (то есть посвященных какому-нибудь одному «роду» произведений) — не представляется возможности. Пришлось бы цитировать почти все, потому что стихотворения, большей частью вполне совершенные, обыкновенно дополняют и поясняют друг друга.

Из трех поэм, заключающих книгу, самой совершенной является поэма «Замкнутые», в которой, сравнительно с первой редакцией («Северные цветы», 1901 г.), многое дополнено, а кое-что изменено, пожалуй, в ущерб непосредственному вдохновению. Впрочем, мы говорим лишь о нескольких строках.

Повторяем, что исчерпать всю книгу может только большая статья. Лучшее понятие о стихах Валерия Брюсова даст сама книга, изданная к тому же с любовью, изяществом и простотой, достойной содержания, в котором самые тонкие и мучительные вдохновения и мысли переданы простыми и отточенными словами. Эта умеренность и целомудрие — отличительная черта автора, теперь доведенная им до совершенства.

Книга «Urbi et orbi», превзошедшая во всех отношениях предыдущие сборники стихов Брюсова, представляет важный и знаменательный литературный факт. Беспочвенное «декадентство» осталось далеко позади, и путь к нему окончательно загражден…

Начало мая 1904



К.Д. Бальмонт. Собрание стихов

Том I: «Под северным небом», «В безбрежности», «Тишина».

Том II: «Горящие здания», «Будем как солнце». 1894–1904.

Книгоиздательство «Скорпион», 1904–1905


Бальмонт — первый поэт новой русской школы, удостоившийся «Собрания стихов» («Собрание» Минского еще