обращаться к церкви, которая ничего не отвечает, что никто больше не хочет «вариться в собственном соку», но что настала пора обратиться к обществу. Если в этом отношении дело окончится успехом, которого, конечно, надо желать, то это будет значить только, что руль корабля круто повернут. Но куда пойдет корабль, ждет ли его впереди мелководье, или подводные камни, или действительно просторное море, — это все еще далеко не известно.

Тут-то откроются (и дай бог, чтобы открылись) перед религиозно-философскими собраниями самые тревожные и коренные вопросы: прежде всего действительно ли интеллигенция «носит в сердце живого бога», то есть имеет ли твердые жизненные основы такая вера учредителей собраний? И если да, то та же ли эта «религия» и тот же ли «пафос», который одушевляет представителей «нового религиозного сознания»?

Для меня — это вопросы открытые. А раз они открыты, то я не застрахован ни от каких сомнений в этой области, способен принять к сведению и даже к сердцу все мнения, хотя бы и враждебные мне по духу. Ибо, должен признаться, я не могу считать себя «представителем нового религиозного сознания».

Быть может, еще прежде указанных мной вопросов возникнет еще один насущный вопрос — именно, когда говорят об «интеллигенции», то предполагают непременно нечто противоположное ей, «народ». Я думаю, что и невозможно не противополагать этих двух понятий, за которыми скрываются реальные величины, но есть люди, которые думают иначе, и с их мнениями я, не обладающий твердынею веры, должен так или иначе считаться.

Вот что пишет, например, Леонид Галич, по моему мнению, очень характерный интеллигент, и пишет с пафосом чисто интеллигентским:

«В лагере искателей наших что-то происходит неладное. Их, во-первых, потянуло на политику. Плохой знак… Разве все уже искомое найдено? Разве все уже вопросы разрешены?.. Или это просто пресыщенность, или уже наскучило искать правду и хочется размять свои члены в практической житейской борьбе?»

«Искатели хотят проповедовать, и для этого им нужен народ. Должен откровенно сознаться, что я очень не люблю проповедников, а особенно талантливых проповедников…»

Л. Галич подозревает искренность прежних исканий и не верит в искренность «проповедничества». В обращении интеллигенции к народу он видит старую «славянофильскую романтику», все ту же «романтическую ложь». Он предсказывает, что «народ надует, греза о народе обманет». Почему? Потому, что, по его мнению, «нет народа как особого существа^ с особою „душой сфинкса“… Мы в народе, и народ в нас. Все — народ. Россия — народ. Народу нужно то лее, что нам».

Словом, все тот же извечный спор. На эти суждения г. Галичу по-прежнему, как в «Потоке» А. Толстого,

Отвечал патриот:
Ты народ, да не тот?

и т. д. до бесконечности. «Говорильня». Этого-то и боится Философов.[52 - Уже когда эта статья была набрана, появилось в газете «Речь» возражение Л. Галичу Д. С. Мережковского. В первом публичном собрании религиозно-философского общества был прочитан и мой доклад «Россия и интеллигенция», совершенно не согласный с мнением г. Галича. Кстати, прения в этом заседании были внезапно запрещены, так что ни я и никто так и не получили ответа на вопросы, поставленные в докладах г. Баронова и моем.]

«До сердца и ума масс доходит лишь один путь, говорит г. Галич, — истинной, глубокой и предполагаю, что есть в обращении интеллигенции к народу „личный восторг“ и нет в этом обращении желания проповедовать; по крайней мере именно на это надеется Философов,