(Ася), Героя — (я).


До чего же этот изумруд и этот гранат оживляют белизну гипсовых языков!


Сестра, засунув руку поглубже:


— Знаешь, у них нет глотки. Совсем. Там, внутри, — тупик! (Голос отца: «Ася, Муся!» — «Сейчас, папа!»)


— Надо их вынуть!


— Нет, оставим!


— Но что директор подумает?


— Он и не увидит: у него очки. Да если и увидит — никогда не поверит, что дочери нашего отца…


— А если и поверит, то никогда не решится сказать…


— А если и решится, то не успеет…


— …Ну как, выбрали?


О, ужас! Папа с директором направляются в нашу сторону!


— Нашли себе что-нибудь по вкусу, милые барышни? (Директор.)


— Вот это — и это — и это — и это.


— Сразу видно, что вы — дочери своего отца! (Одобрительно:) Донателло — и — (забыла имя) — и Амазонка — и Аспазия. Прекрасный, прекрасный выбор! Разрешите мне, уважаемый профессор, преподнести эти слепки вашим дочкам!


Итак, моя любовь с первого взгляда — Амазонка! Возлюбленный враг Ахиллеса, убитая им и им оплаканная, а та, другая, благонравная, моя «первая попавшаяся» — не кто иной, как Аспазия!


— Поблагодарите же господина директора за чудесный подарок! Благодарим. Но истинную нашу благодарность господин директор обнаружит несколько погодя — в разинутых пастях Героя и Льва.


Довольные, покидаем заколдованное царство.


— А теперь пойдем выпьем пива, — говорит отец.



II. МАШИНКА ДЛЯ СТРИЖКИ ГАЗОНА

Как-то, из поездки по хозяйственным делам отец привез машинку для стрижки газона, разбитого им на лужайке перед главным входом собственноручно.


— Это тебе, это — Асе, это — Андрею, а это — для Музея. «Это для Музея» было машинкой для стрижки газона: тяжелая, сверкающая и внушающая уважение садовая игрушка, которую он бережно достал из небольшого ящика, трижды обвязанного веревкою.


— Ну как, хороша?


— Великолепна!


— Угадайте, сколько я за нее уплатил?


— Марок сто?


Отец рассмеялся:


— А вот и вдвое меньше.


— А пошлина на таможне?


— Совсем ничего.


— Как это?


— Да так. Я взял её с собой в вагон. «А что у вас в ящике, господин профессор?» — «Там греческие книги, дружок». — «А! Господин преподает греческий?» — «В Московском университете, дружок, уже тридцать лет». — «Это, наверное, очень трудный язык!» — «Нет, не очень, нужно немного терпения, вот и все». — «Я был бы очень горд, если б умел читать на греческом!»


Уже через две минуты я преподал ему урок греческого языка тут же, в вагоне. Милый человек! Мы расстались друзьями.


— Ну, а если б он попросил тебя открыть ящик?


— Я бы сказал, что я ничего не знаю, что букинист все напутал… Но никакого риска не было: ну разве я похож на типа, который может прятать у себя в багаже что-нибудь иное, кроме греческих книг?


Действительно, отец выглядел именно тем, кем он на самом дел был — самым честным из людей, потому и сомнений быть никаких не могло…


Только благодаря таким хитростям и попадают в Царство Небесное.



III. МУНДИР

(Перевод А. Эфрон.)

Для отца моего новая одежда была не радостью, а горем, если не катастрофой.


— Папа, пора тебе сшить костюм. Твой ведь…


— Еще годится. Крепкий и без единой дырки.


— Но цвет…


— Не может быть иным после пятилетней носки. Доживешь до моих лет — узнаешь, что такой срок и нас не украшает.


— А все же, папа, почему бы тебе не заказать новый костюм?


— Зачем, когда мне и этот хорош? А если другим не нравится, пусть не смотрят. И вообще — кто